Нерешенная задача

Как всегда, Анни советовалась во всем с Игн. Он видел, как она переживает по всякому поводу и ходит как тень, после неудавшейся операции. Иммунитета так все еще у неё и не выработалось. Но …Это был Игн. Он же менялся и менялся совершенно в другом направлении. Его марксистские взгляды преобладали все больше. Он уже не находил общего языка со своим отцом, ведь корни у него были дворянские. Он готов был работать бесплатно, только бы что-то менялось в этой жизни к лучшему. Он просто изнурял себя работой и выносил её тяготы как оловянный солдатик. Его бесило, когда кто-то, хотя бы только намеком разделял людей на тех, кто достоин лучшего ухода и отношения, и тех, кому и так сойдет. Вентиляция была только в операционной, а должна была быть в каждой палате и смотровом кабинете. Не во всех помещениях имелся водопровод. Туалеты были общие, разделенные только на женские и мужские. А можно себе представить, что стоило больному человеку отстоять очередь в туалет, когда тебе стоячее положение само по себе давалось с трудом. Все знали, что бедные люди, чаще всего затягивали развитие своей болезни до последнего и уже в самых крайних случаях обращались к врачам. В деревнях лечились самогонкой и пиявками, травами. Все! Второй болезнью, по своему масштабу — был туберкулез. И в больнице не было ни одного пациента, который вылечился бы. Потому что приходили в самой последней стадии этого заболевания, когда жидкости уже полно было в легких, пальцы рук и ног утолщены и пульс неравномерный. Практически, в больницу приходили, чтобы умереть. Игн любил бедных людей, работяг, и не любил господ. По своей сути, ему вообще было невыносимо, кому-либо подчиняться, и он служил только тому человеку, которого уважал!

— Когда Анни спросила его, не исполнить ли ей желание своего супруга и перейти на работу в клинику, он посмотрел на неё с осуждением. По выражению глаз она все поняла и ей стало стыдно, за свое малодушие. Он ничего не ответил, отвернулся и принялся перебирать какие-то стекляшки на столе, Анни знала, что это образцы крови. Больше к этому разговору она не возвращалась и для себя определилась четко — прочь малодушие и слабость! И даже запретила графу вновь затрагивать эту тему.