Неряха (ЛП)

Он наклонился и снова встал, держа в руках 25-фунтовую^[3] гантель. Должно быть, он принес ее и оставил у кровати - сюрприз, сюрприз... Он не был похож на человека, который занимается спортом, так что зачем она ему - загадка. Но почему он ее взял, было неважно, важно было то, что он собирался с ней делать. Сначала я ничего не поняла, но когда он свободной рукой задрал мою рубашку, все стало ясно. Мой круглый живот вздулся и начал нервно подрагивать от предчувствия разрушения моей психики.

Он опустил гантель вниз с умопомрачительной скоростью. Я уже теряла сознание, но не успела опомниться, как он навалился на меня, врезавшись в живот с полным безразличием к перспективе жизни внутри. Первый удар на мгновение вмял меня в землю, заставив напрячь конечности и выплеснуть кровь изо рта, как в комедийном кино. Когда мой живот восстановил свою форму, я отчаянно задыхался от нехватки кислорода. Это был последний раз, когда мой живот сохранял свои материнские очертания, когда в психозе повторяющихся ударов неумолимой тяжести мой ребенок оказался в утробе матери.

Я чувствовала, как с каждым новым ударом рвутся мои внутренности. Мой живот пытался вернуться в нормальное состояние, но Неряха был слишком сосредоточен на его разрушении, чтобы у него был хоть какой-то шанс. Его свиноподобное лицо было ошарашено, когда он размахивал своими гнилыми протезами.

Его возбуждение было очевидным, когда он возился со своим членом, засунув свободную руку глубоко в брюки, а другой сосредоточившись на сокрушительных ударах. Его запредельное удовольствие сияло, это было физически заметно по его выражению лица, пот блестел по всему его огромному телу и лбу. Он возбужденно рычал на меня, из его ноздрей вытекала смесь слизи и соплей, стекавшая по губам.

Он не останавливался до тех пор, пока мои внутренности не стали как будто наполняться кашицеобразной консистенцией. Я попыталась закричать, но почти весь воздух покинул мое тело. Каждый раз, когда он ударял меня, я чувствовала, как трещат мои ребра. Они должны были быть сломаны, но общая боль и разрушение туловища вызывали ощущение, что меня охватил огромный пожар.

Мой ребенок был мертв. Наш ребенок был мертв. У Дэниела будет разбито сердце и, несомненно, он будет испытывать отвращение, если когда-нибудь узнает о случившемся. Я выдавала желаемое за действительное, гадая, найдут ли мое тело после того, как он расправится со мной. Если физические муки были непреодолимы, то душевные были не менее ужасны. Мой ребенок, еще не сделавший первого вдоха, был растерзан самым безжалостным способом, который только можно себе представить.

Ни дней рождения, ни сказок на ночь, ни обучения катанию на велосипеде. Никакого счастья. Это было уже невозможно. Все стало настолько гротескным, что мне казалось, что чрезмерное насилие проникает в мою голову. Я стала представлять себя сидящей за праздничным тортом, улыбающейся, а рядом - куча крови, сломанных костей и различных внутренностей. Затем я представила, как читаю сказку на ночь этой же куче, а Дэниел укладывает меня спать. И наконец, это месиво сидело на сиденье трехколесного велосипеда, а я с неумелыми результатами учила безногую лужу крутить педали. Теперь все было разрушено, все было разрушено.

Я чувствовала, как мои жидкости вытекают из-под ног по всей кровати, на мгновение собираясь в лужу, прежде чем погрузиться в испачканный мочой матрас. К тому времени, когда он решил бросить гантель рядом с собой, весь воздух покинул меня. Я хрипела, как пятидесятилетний курильщик на смертном одре. Все, чего я хотела, - это перевести дух и продолжать жить. Часть меня просто хотела, чтобы он покончил с этим; полученные мною травмы не обещали выживания и даже не казались привлекательными. Но Неряха дал бы мне все, что угодно, только не то, чего я действительно хотела.

Он снова просунул в меня руку примерно до половины предплечья. Я почувствовала, как он за что-то ухватился и бессердечно потянул. Он вытащил горсть красной мокрой ткани и с силой впихнул ее мне. Я все еще не могла отдышаться и пыталась проглотить лужи крови, которые постоянно заполняли мою открытую носовую полость. Мне казалось, что я тону в собственной сущности.

Не обращая внимания на мое свеженькое уродство, Неряха с силой разжал мою челюсть своими крупными костяшками пальцев. Он выпустил совок плотно сплетенной мертвой плоти в мой задыхающийся пищевод, а я продолжал кашлять, и слезы текли по моим щекам. Неряха был кукловодом моего рта, навязывая мне свою волю, заставляя меня жевать и в конце концов проглотить плод моей утробы и моего будущего ребенка. Не знаю почему, но внутри я чувствовала, что это доставляет ему удовольствие, хотя он оставался безучастным.

- Пора убираться, - сказал он почти механически.