Нерон

Вначале он не спешил, так как не представлял себе, что положение командующего столь незавидно. Вскоре он получил отчаянные письма Пэта, и с тех пор его войско двигалось днем и ночью. Однако он не успел. Его отделяло от Рандеи три дня пути, когда ему сообщили, что Пэт сдался, и притом на унизительных условиях: римские войска удаляются из Армении, оставляя крепости и запасы продовольствия парфянам, а на реке Арсаний римляне должны построить мост. Когда легионеры в панике покидали Рандею, парфяне и армяне выстроились у дороги, отбирая у них всю добычу, даже оружие и одежду. Пэт бежал так быстро, что за один день одолел сорок миль. По пути он бросал даже раненых.

Корбулон вступил в переговоры. Но добился он только того, что царь-победитель согласился не вводить в Армению свои отряды, взамен чего римляне отошли с восточного берега Евфрата.

Что положение в Армении хуже, чем сообщалось в донесениях Пэта, в Риме было известно уже ранее, но лишь рассказы послов и офицера помогли нарисовать полную картину случившегося. Предложение парфян о том, чтобы Тиридат отдал символические почести, при таком положении вещей могло представляться приемлемым. Однако было ясно, что, по существу, Армения в этом случае сделается зависимой от парфян, римляне же будут довольствоваться лишь ее формальным статусом вассального царства. На это нельзя было согласиться.

Послы уехали ни с чем. В Риме приняли решение начать военные действия. Командование вновь доверили Корбулону. Он получил звание imperium maius, то есть стал руководить вооруженными силами и наместниками соседних восточных провинций. Армии в тех районах усилили.

Летом 63 года Корбулон вступил в Армению.

Вторым очагом конфликтов на Востоке была Иудея. И тут дела обстояли не лучше. Преемник Феликса, Порций Фест, вступил на эту должность полный благих намерений, однако никто уже не сумел бы вернуть несчастной стране мир. Слишком сильной была ненависть к римлянам, слишком обострены внутренние распри. Фест точно так же, как и его предшественник, должен был бороться с фанатизмом тайных убийц, которые устраняли своих врагов с помощью кинжала. Кроме того, уже десятки лет в Иудее появлялись обманщики, увлекающие за собой толпы простаков, жаждущих узреть Мессию. Возникали также и другие, неожиданные осложнения.

У царя Агриппы был в Иерусалиме дворец, с террасы которого свободно обозревался двор храма. Таким образом, он следил за религиозными церемониями, удобно возлежа у пиршественного стола. Возмущенные иудеи возвели стену, которая заслонила храм как от дворца, так и со стороны крепости Антонии. Это в свою очередь разгневало царя и прокуратора; они приказали разрушить стену. Тогда иудеи направили в Рим, к императору, делегацию из десяти знаменитых мужей. Ее возглавлял первосвященник Исмаил и страж храма Хелкий.

«Выслушав их, Нерон не только простил им их проступок, но и согласился оставить стену, это он сделал в угоду жене своей Поппее (она отличалась истинным благочестием), которая просила его за иудеев. Императрица затем отпустила десять депутатов, Хелкия же и Исмаила оставила у себя в качестве заложников»[59].

Так писал впоследствии о результатах миссии Иосиф, сын Матии, в своих «Иудейских древностях». В те времена, когда все это происходило, Иосифу было двадцать с лишним лет, однако он уже выделялся среди иерусалимской молодежи. В своей «Жизни» он хвалится: «Мой отец Матия блистал не только пышностью рода, но еще большую славу он приобрел в силу присущего ему чувства справедливости. И потому он принадлежал к числу первых мужей Иерусалима, крупнейшего из наших городов… Я учился прекрасно. Как утверждали все, я обладал исключительной памятью и отличался крайней смышленостью. И хотя я был почти мальчишкой, четырнадцати лет от роду, мое увлечение наукой встречало всеобщее одобрение, притом до такой степени, что ко мне являлись первосвященники и знатные граждане, когда желали выяснить некоторые наши правовые вопросы. В шестнадцатилетнем возрасте я решил непосредственно ознакомиться с учением наших философских школ. Существуют три такие школы: фарисеи, саддукеи, ессеи. Я считал, что определить, какая из них лучшая, смогу, лишь глубоко изучив каждую. И потратил много сил, труда, но поочередно познакомился с этими учениями. Тем не менее был убежден, что этих знаний недостаточно. Именно тогда мне довелось услышать об одном муже, живущем в пустыне. Звали его Банн, одеждой ему служили листья деревьев, питался он тем, что пошлет сама природа. Блюдя чистоту, он в течение дня неоднократно омывался холодной водой. Три года я был его учеником. В город вернулся, лишь когда утолил свою жажду знаний. Политикой я стал увлекаться в девятнадцатилетнем возрасте. Примкнул к школе фарисеев, которая во многих отношениях сходна с греческой школой стоиков».