Нерон

Гроза не унималась. Проносились сокрушительные вихри, но дождь никак не мог излиться и воздух не освежался. Небо непрестанно и гневно гремело. Лишь далеко на горизонте вздрагивали бесшумные, бледные молнии…

Нерон беседовал с Поппеей в опочивальне. Она больше не покидала дворца.

Страх, овладевший обоими после открытия заговора, удручал их. Они тяжело дышали в эту душную ночь.

Порывы ветра поднимали в саду столбы пыли, гнали и рассеивали их. Дворец словно насупился.

Нерон и Поппея, полуобнаженные, опустились рядом на ложе; долго они не проронили ни слова.

— Ты спишь? — спросил, наконец, Нерон.

— Нет.

— Почему?

— Так. — И она вздохнула.

Они метались на ложе, тщетно призывая покой. Подушки под головой словно горели.

Они не могли ни уснуть, ни забыться в поцелуях; они лежали простертые, с широко раскрытыми, устремленными в темноту глазами, немые и онемелые, как мертвецы. Что-то страшное обступало их.

— Охраняют ли нас? — спросила Поппея.

— К каждой двери приставлено трое стражников.

Поппея присела на ложе.

— Никто нас не подслушивает?

— Никто.

— Мне хочется говорить. Когда я слышу собственный голос, мне легче.

Нерон сел на край постели. Поппея осталась на своем месте.

В темном зале белело лишь ее тело — смутно, как луна сквозь облака.

— Это никогда не окончится, — простонала она.

Нерон молчал.

— Все напрасно, — продолжала она, — мы здесь погибнем.

— Если бы мне хоть кто-нибудь дал совет, — проговорил Нерон, — я послушался бы его! Иначе — жизнь невтерпеж.

— И все-таки ты терпишь.

Нерон призадумался.

— Не отречься ли мне от престола? Это спасло бы меня. Я мог бы отправиться в Родос… петь…

— А я? — перебила Поппея.

— Ты поехала бы со мной…

— Нет! И мне пришлось бы отречься: отречься от тебя. Она этого хочет. Более того: она посягает на мою жизнь.

— Посмотри, — промолвила Поппея, указывая на дворец Антония, — она тоже бодрствует, тоже не может сомкнуть глаз!

Нерон глянул в окно. Сквозь густую пыль из дворца Антония пробивалась полоса света.

— О чем моя мать сейчас думает?

— О тебе и обо мне. Пришел наш черед. Прежде всего — твой.

— Мой?

— Да! Она тебя перехитрит. У нее достаточный опыт. Она имела трех мужей. Первым был твой отец Домиций.

— Мой отец… — повторил Нерон.

— Вторым — был богатый патриций. Всякому известно, что она отравила его из-за его огромного состояния. А Клавдий попросил пить…

— Это я сам видел! — воскликнул Нерон.

— И ты еще колеблешься! — громко крикнула Поппея. — Чего ты ждешь?

Нерон бросился на ложе.

— Она начало, мать! — сказал он. — Благодаря ей — я на земле. И благодаря ей — я здесь, в этой непроглядной тьме!

Поппея упала на ложе рядом с императором. Волосы ее распустились. Она неслышно заплакала и больше не шевельнулась.

— Что с тобой? — взмолился он, — отчего ты не отвечаешь? Или ты не слышишь?

Глаза Нерона привыкли к темноте и он различал неверный свет, излучаемый наготой Поппеи. Она лежала равнодушная и безжизненная. Спазмы волнами пробегали по ее телу. Затем оно застыло, окаменело. Широко раскрытые глаза перекосились.

— Куда ты уставилась? Она помешалась! — вскрикнул Нерон.

Он попытался успокоить ее и согреть поцелуями ее губы; но они застыли и леденили его собственное дыхание.

Время томительно тянулось.

— Бедная! — простонал он. — Какие мы оба несчастные!..

Поппея глубоко вздохнула и очнулась. Ее левая щека словно одеревенела. Нерон смотрел на нее. Такой же несчастный, как и она, он читал на ее лице родное ему горе.

Он оглянулся на прошлое, и перед ним всплыло воспоминание…

— Однажды, — прошептал он, — и со мной это случилось. Я был простерт на постели и не мог спать; совсем как теперь. Мне казалось, что ночь длится без конца Я ждал утра…

Поппея прислушалась.

— Утром я лежал бы все так же — но…

— Но? — переспросила она.

— Наступил день… Торжественная трапеза… Британник…

Они вновь умолкли.

— И тебе тогда стало легче, не правда ли? — убежденно произнесла Поппея.

Нерон несколько мгновений промолчал. — Не знаю!

— На тебя тогда снизошел покой, — подсказала она.

— Да… Я обрел спокойствие и мир.

Они повернулись лицом друг к другу, взоры их слились; губы соприкасались; они словно налету ловили их движения и предугадывали слова. В выражении их черт появилось какое-то сходство; в них была та же мука и та же тревога. На устах Нерона Поппея прочла нерешительное «но»… Она закрыла их поцелуем и передала Нерону свою горячку. Безмолвные, оба чувствовали, что думают об одном и том же.

— Да? — умоляюще, едва внятно спросила Поппея.

— Да! — глухим, подавленным голосом ответил Нерон.

За окном все еще кружил ураган. Он вцеплялся в оливковые деревья и переворачивал их листья светлой стороной вверх. Деревья стали походить на огромных женщин в белых туниках.

Но дождь никак не мог пролиться.

XXV. «Преданнейшая мать»

Нерон и Поппея испробовали все возможное. Император не одобрял яда: он знал, что от него на трупе выступают пятна и что он, таким образом, наводит на след…