Нерон, или Актер на троне

– А что означали твои слова, что твое благополучие зависит целиком от благополучия Пизона?

Сенека ничуть не удивился такой осведомленности императора.

– В моих словах нет скрытого смысла. Это была всего лишь простая любезность.

– А как ты объяснишь свое внезапное возвращение из Кампании? И почему ты не въехал в Рим, а остановился у городских ворот? Ты ждал каких–то известий?

– Это уже плод твоего воображения. Мой приезд совершенно случаен и ни с чем не связан.

Сенека кривил душой. Он знал, что параллельно заговору Пизона существовал еще один – военный, возглавляемый трибуном преторианской когорты Субрием Флавом. Привыкшие к строгой дисциплине и порядку, военные считали, что в государстве не станет лучше, если место кифареда займет трагический актер. Нет смысла, говорили они, сажать на императорский трон поверхностного и тщеславного Пизона, который охотно выступает перед публикой в трагическом одеянии. На тайном совещании Субрия Флава с центурионами было принято решение после умерщвления Нерона тотчас устранить и Пизона, если понадобится, убить его. Императором же провозгласить Сенеку, который хорошо показал себя во главе государства в первое пятилетие правления Нерона.

Но обо всем этом Сенека, разумеется, умолчал.

– Передай императору, – сказал он, – что для меня всего важнее покой и что ни к каким приемам в угоду чьим–либо амбициям я не расположен. К лести же я никогда не был склонен, и Нерон, имевший немало возможностей убедиться в независимости моих суждений и поступков, прекрасно знает это.

И как ни в чем не бывало, философ продолжил беседу с друзьями, прерванную вторжением трибуна, всем своим видом показывая, что разговор с ним закончен.

Сильван вернулся во дворец и сообщил императору ответ Сенеки.

– Не собирается ли Сенека добровольно расстаться с жизнью? – спросил Нерон.

– Нет, мне этого не показалось. Ни в словах, ни в лице его я не уловил признаков тревоги и страха. Он был совершенно спокоен и сказал…

Нерон потерял терпение и перешел на крик.

– Меня не интересует, что тебе сказал выживший из ума старик! Неужели ты, болван, не понял, что от тебя требуется? Немедленно отправляйся назад и возвести его о смерти!

Помертвевший от страха трибун, как ошпаренный, выскочил из дворца. По пути, успокоившись и поразмыслив, он свернул к префекту Фению Руфу.

– Император приказал сообщить Сенеке о том, что он должен умереть. Следует ли мне повиноваться?

– Делай, что велено, – ответил перетрусивший Фений. – Приказ есть приказ, и для всех будет лучше, если ты выполнишь его без промедления.

Сильван, тоже участник заговора, не имел решимости вновь взглянуть в глаза старому философу и вместо себя послал одного из своих центурионов.

Появление центуриона в столь поздний час Сенека воспринял спокойно. Ни один мускул не дрогнул в его лице.

– Принесите мне завещание! – обратился он к слугам.

– Никакого завещания! – грубо вмешался посланец Сильвана.

– К сожалению, друзья, я не могу вознаградить вашу преданность, как вы того заслуживаете, – обернулся философ к Фабию Рустику и Стацию Аннею. – Но я оставляю вам лучшее, что у меня есть – память о себе. Я завещаю вам самое драгоценное из моего достояния – образ жизни, которого я держался. Мне же лучшей наградой будет ваша память обо мне и верность нашей дружбе.

Увидев, что друзья готовы разрыдаться, он поспешил удержать их:

– Не надо слез! Будьте тверды! Где ваша мудрость, которая учит быть стойким в бедствиях? Кровожадность Нерона ни для кого не тайна. После убийства матери и брата ему только и остается, что убить своего воспитателя и учителя.

В своем благородном порыве Сенека совершенно забыл о том, что в убийстве Агриппины он принимал самое непосредственное участие. Разумеется, никто из присутствующих не напомнил ему об этом.

– Затем он обернулся к жене и нежно обнял ее.

– Не плачь! Не поддавайся горю! Оно не вечно. Тоску обо мне тебе поможет облегчить созерцание моей добродетельной жизни. Постарайся найти в этом достойное утешение в скорби.

– О, нет! Я хочу умереть с тобой! Палач, за дело! – выкрикивала в отчаянии молодая женщина.

– Ну что ж, – тотчас уступил жене Сенека, – я не хочу противиться твоему желанию прославить себя достойной кончиной. Я указал тебе, как ты могла бы примириться с жизнью, но ты предпочла благородную смерть. Мне не должно препятствовать этому возвышенному деянию. Мы расстанемся с жизнью с равным мужеством, но в твоем конце больше величия.

Оба одновременно вскрывают себе вены на руках. Из ослабленного скудным питанием и старостью тела Сенеки кровь еле текла. То ли страшась яда, то ли вернувшись к вегетарианским привычкам своей юности, то ли став с возрастом более умеренным, он полностью отказался от мясной пищи и последние месяцы питался только овощами со своего огорода и пил исключительно проточную воду. Торопя смерть, Сенека надрезал себе вены на голенях и под коленями. Эффект тот же. Изнуренный болью, он, не желая своими мучениями причинять страдания жене, попросил препроводить ее в другую комнату.