Нерон, или Актер на троне

Гастрольное турне Нерона завершилось его выступлением на Истмийских играх в Коринфе, где в конце ноября собрались представители всех греческих городов. 28 ноября 67 года Нерон вышел на середину стадиона и звонким голосом объявил, что всей провинции Ахайе он дарует свободу, а своим судьям – значительные денежные награды. Его речь звучала следующим образом:

– Жители Греции, даже вы, знающие мое великодушие и щедрость, не ожидаете дара, который я вам сегодня жалую. Вы даже не дерзали мечтать о таком великолепном даре. Все греки, населяющие провинцию Ахайю и землю, которая до сих пор называется Пелопоннесом, с сегодняшнего дня освобождаются от всех налогов. Я полагаю, что все вы очень счастливы, как никогда за всю вашу историю. Долгое время вы были рабами, и чрезвычайно прискорбно, что я не выразил вам своего расположения раньше. Тогда еще больше людей смогло бы насладиться этой радостью. Не будем сейчас вспоминать эти несчастливые времена, дабы не омрачать сегодняшний праздник. Знайте же, что не сострадание, а любовь побуждают меня совершить этот благородный жест. Есть города, которые добились свободы еще раньше от других правителей, но я, Нерон, единственный, кто дарит свободу целой провинции.

Текст речи Нерона выбили на каменных плитах, установив их по всей провинции и выставив среди памятных святынь в священных местах.

В римской империи имелись различные города с автономным управлением, но дарование свободы целой провинции было фактом сенсационным, ведь это было более чем простым проявлением симпатии, это означало прекращение налоговых платежей и, следовательно, уменьшение государственных поступлений.

Своим актом Нерон нанес очередное оскорбление римскому сенату. Ахайя считалась сенатской провинцией, а не императорской. В качестве компенсации вместо Ахайи Нерон предложил сенаторам Сардинию, которая в те времена была безлюдной землей, используемой как место изгнания для преступников.

За год пребывания в Греции Нерон совершенно забыл о своей столице, своем народе и своих императорских обязанностях. А между тем из Рима продолжали приходить депеши Гелия, которые день ото дня становились все более отчаянными. Гелий заклинал принцепса вернуться на родину, а тот в это время был захвачен новой идеей – прорыть Коринфский перешеек и проложить судоходный канал. Египетские инженеры подготовили проект. Веспасиан прислал из Иудеи шесть тысяч пленных евреев.

В торжественный день начала работ под звуки труб Нерон в роскошном одеянии вышел из своей палатки. Перед огромной толпой он произнес речь, которая заканчивалась словами:

– Пусть это предприятие завершится счастливо для меня и римского народа!

Не упомянув о сенате, император нарушил издавна заведенный этикет. Известие об этом моментально донеслось до Рима. В «забывчивости» императора сенаторы увидели проявление враждебности.

Закончив речь, Нерон первым сделал удар золотой лопатой и, наполнив землей корзину, вынес ее на плечах. Гордый своей затеей, он уже подумывал о переименовании Пелопоннеса в Нероннес.

Глава двадцать третья. «Прокормимся ремеслишком!»

Прошло полтора года, как Нерон покинул Италию, но возвращаться на родину он не спешил, хотя в империи было неспокойно, в войсках шло брожение.

Из Рима Гелий слал одно послание тревожнее другого. Однако на все его призывы принцепс не реагировал. Вконец растерявшийся Гелий, пытаясь скрыть свое бессилие жестокостью, вызвал в столице массовое недовольство, обострив в ней и без того опасную ситуацию. В начале января 68 года он уже подумывал о том, чтобы самому отправиться в Грецию и лично уговорить императора вернуться в Рим.

Хотя власть мало привлекала Нерона, он понимал, что, утратив ее, он одновременно потеряет жизнь. Как–то астрологи предсказали ему, что он в конце концов будет низвергнут. Однако пророчество не смутило его.

– Ну что ж, – произнес он, не задумываясь, – прокормимся ремеслишком!

Но это было давно, когда еще ничто не угрожало его власти. Теперь ситуация полностью изменилась. Если он не хотел умереть тридцатилетним, он должен был оставаться императором. В Греции Нерон получил предостережение Дельфийского оракула, велевшего ему остерегаться семьдесят третьего года. Решив, что он умрет в возрасте 73 лет, Нерон возликовал и еще больше уверовал в свое исключительное счастье.

Вернуться в Италию ему все же пришлось. В начале марта он высадился в Брундизии, но до выяснения истинного положения дел в столице счел за лучшее задержаться в Неаполе, который по–прежнему очень любил. Для встречи императора неаполитанцы пробили в стене пролом, через который Нерон въехал в город как древний победитель на священных играх. Точно так же он вступил в Анций и Альбан.