Нерон пил в одном из кабаков, где любил полоскать свое императорское достоинство в извращениях и самом мерзком пороке.
Его собутыльник, вольноотпущенник, фигляр и сводник по имени Парис сообщил Нерону, что против него существует заговор, организатором которого была Агриппина, а исполнителем назначен Рубеллий Плавт. Среди самых активных заговорщиков — Бурр, да, тот самый Бурр, советник императора, безрукий калека, верный и неподкупный Бурр, вступивший, как выясняется, в сговор с вольноотпущенником Палласом. И возможно, в тени этого заговора зреет другой, зачинщиком которого стал Фауст Корнелий Сулла Феликс. Кроме того, на стороне заговорщиков дочери императора Клавдия — Антония и Октавия.
— Твоя супруга, Нерон! — уточнил Парис.
Император встал, опрокидывая бутылки, амфоры, кубки, и устремился к выходу, увлекая за собой стражу, тумаками прокладывавшую себе дорогу.
— Смерть, смерть всем! — твердил Нерон, кусая пальцы. Волосы упали ему на лоб, скрыв глаза.
Он вызвал во дворец Сенеку. Восход солнца рассеял ночные страхи, скорпионы вернулись в гнездо, и Нерона удалось убедить, что, даже если Агриппина действительно рвалась к власти, довольно было и тех, кому выгодно скомпрометировать ее в глазах сына. Многим хотелось, чтобы император устранил ее — в этом случае его можно было бы обвинить в убийстве матери. Чернь и преторианцы, возмущенные таким преступлением, восстали бы против Нерона.
Эти интриги следует распутывать с большой осторожностью.
— Желая раздавить скорпиона, остерегайтесь, чтобы он вас не укусил, — предупредил Сенека.
Кроме того, он выступил в защиту Бурра.
— Это редкий человек, он рожден, чтобы служить тебе, Нерон!
Император выслушал Сенеку и решил с центурионами и советниками отправиться к матери, чтобы рассказать обо всех этих слухах, о ночных событиях и вынудить ее защищаться. Пусть она поймет, что сын считает ее виновной.
Агриппина отвергла обвинения. Она пала жертвой зависти, потому что слишком любила сына, объясняла она. И вдруг с горячностью воскликнула:
— Пусть кто-нибудь попробует доказать, что я пыталась подкупить римские когорты или взбунтовать провинции! Что я хотела толкнуть на преступление рабов и вольноотпущенных!
Она потребовала беседы с Нероном с глазу на глаз.
— Я могу быть оправдана только своим сыном, императором, — заключила Агриппина.
Нерон послушно последовал за ней в спальню, внезапно покорный мужчина-ребенок, бредущий за матерью, зачавшей его, за женщиной, с которой он делил ложе, за самкой, желавшей навсегда сохранить его для себя. И в очередной раз его покорившей.
Сумеет ли Нерон когда-либо противостоять этой женщине, приходившейся ему одновременно и матерью, и любовницей, добившейся для него императорского трона, многократной сообщницей сына, пользовавшегося результатами всех преступлений, которые она совершила или задумала? Найдет ли он в себе силы порвать эти узы, такие глубокие и прочные, что их можно уподобить тем, что связывают сиамских близнецов?
Нерон был плотью и кровью Агриппины, и казалось, что пуповина между ними не обрезана, а если и была когда-то обрезана, то срослась вновь.
Сенека казался спокойным. Однако ему пришлось держать ответ перед всеми — сенаторами, вольноотпущенниками, советниками, кто со смертью императора Клавдия оказался отодвинут от власти и в соперничестве между Агриппиной и Нероном видел возможность реванша. Они поверили в Британика, но Нерон опередил их. Тогда они обратили свои взоры на униженную Агриппину, лишенную охраны и отосланную далеко от сына, и были счастливы видеть, что она по-прежнему способна принять Нерона в свои объятия, и там, как они надеялись, задушить его.
Эти люди вплотную занялись Сенекой, несущим, на их взгляд, большую долю ответственности за то, что происходит в империи. Ведь это Сенека посоветовал императору отменить налоги, которые их обогащали. Они восстали против фискальной реформы, обвиняя философа, якобы жадного до денег, владений, домов, в том, что он чудовищно обогатился, приняв от Нерона взятку за соучастие в убийстве Британика.
Они уверяли, что он дал сорок миллионов сестерциев в долг бретонцам под огромный процент при немедленных его выплатах и развязал против них войну, чтобы вернуть эти суммы.
Суиллий, один из бывших советников императора Клавдия, тоже участвовал в нападках на Сенеку. В качестве ответа учитель ограничился написанием небольшого труда под названием «О счастливой жизни», где он с презрением отвергал все обвинения, не отрицая, однако, что деньги и богатство являются основой социальной иерархии Рима и он, как философ-стоик, не может это игнорировать. Впрочем, говорил он, «призвание к бедности вовсе не обязывает жить в нищете».
Нерон встал на сторону Сенеки, и Суиллий был изгнан из Рима. Но эти выпады означали, что противники императора не сложили оружия.