Нерон. Царство антихриста

Тот, кто вышел победителем из драки с хищниками, остается на арене, чтобы сражаться дальше. Здесь только один победитель — смерть. Она предстает в виде клыков и кулаков, огня и стальных мечей, которыми вооружены солдаты, посланные добить одержавших победу в последнем бою.

Так зачем же мне сожалеть о своей смерти, приближение которой вижу?

Римом правят Восток и тирания. Того, чего я хотел для него — великодушия и меры во всем, — здесь нет.

Вот, я приготовил лезвия, что вскроют мою кожу и вены, и флаконы с ядом, чтобы ускорить дело. Но ты не должен делать то, что делаю я, Серений.

Живи столько, сколько сможешь. Сколько позволят тебе боги. Борись за то, что принадлежит тебе, и тогда время, которое у тебя отнимали или оно ускользало само, станет твоим: собирай его и храни!

Знай, Серений, все, что остается после нас, — добыча смерти. Все, кроме мыслей. Начертанное на досках или папирусе оживает в каждом читателе. Познание — это вечная жизнь, подумай об этом, Серений.

Дружески обнимаю тебя.

Я прочитал это письмо и почувствовал, что должен обнять того, кто столь многому меня научил. Через два дня я был у дома Сенеки. Но тело учителя уже сожгли без всяких похоронных церемоний, как того требовало завещание, составленное в те времена, когда он, еще богатый и влиятельный, размышлял над последними мгновениями своего пребывания на земле.

Казалось, что все вокруг меня рушится. Пошатнувшись, я хотел опереться о плечо учителя, но руки повисли в воздухе. Не осталось ни живой души, у которой я мог бы искать утешения, ни тела, по которому я мог бы носить траур, ни могилы, которой я мог бы поклониться. Лишь воспоминания и последнее письмо учителя.

Я должен был поговорить с теми, кто присутствовал при его кончине.

Первым в дом Сенеки явился Гавий Сильван, трибун преторианской когорты. Он ворвался, когда тот сидел за столом с супругой Помпеей Паулиной и двумя молодыми друзьями Барином и Петром, служившими у него секретарями. Мне случалось ревновать его к ним. Опершись руку на рукоять меча, трибун отдавал приказы пришедшим с ним солдатам: окружить дом, никого не впускать и не выпускать. Повернувшись к Сенеке, он с грубоватой почтительностью передал ему вопросы, на которые Нерон хотел поучить ответ.

Сенека улыбнулся: император, видимо, полагает, что его старый учитель подтвердит признания заговорщиков Натала и Сцевина, а также всех прочих, кто, стремясь избежать пыток, называл имена, которые хотел услышать Нерон.

Его ответ был таков: он не настолько безумен и не стал бы рисковать жизнью ради того, чтобы императорской трон занял Пизон, человек, любивший выходить на сцену в костюме трагика!

Трибун вздрогнул при мысли, что ему придется передать эти слова Нерону. По свидетельству очевидцев, он ограничился тем, что сказал Нерону следующее: Сенека отрицает всякое участие в интригах Пизона. Тигеллин и Нерон переглянулись и приказали Гавию Сильвану вернуться к Сенеке и передать ему приказание покончить с собой, а в случае отказа убить его.

Прежде чем исполнить приказание, Гавий Сильван посоветовался со своим командиром, префектом преторианцев Фением Руфом. Должен ли он передать приказ Нерона? Ведь они оба, как и многие их товарищи, участвовали в заговоре, но императору об этом неизвестно.

Для Сильвана и Руфа это стало еще одним доводом в пользу того, чтобы исполнить приказ.

О, трусость и подлость!

Гавий Сильван не посмел взглянуть в глаза Сенеке и поручил центуриону объявить моему учителю, что тот должен покончить с собой и не дать ему возможности составить завещание.

Сенека пошел к жене и друзьям.

— Я не могу выразить вам свою признательность, меня лишают этого права, — сказал он. — В память о себе я оставляю вам историю моей жизни, моей верной дружбы и свой образ.

Паулина, Барин и Петр не могли сдержать слез. Вначале он упрекал их, затем тон его смягчился.