Неру

Подавляющее большинство индийцев жило в деревнях[46]. Тяжкая участь выпала на долю индийского крестьянина. С чем можно сравнить его беспросветно мрачную жизнь, нечеловеческий каторжный труд с рассвета до зари? Кто узнает в высохшем, сгорбленном от тягот и болезней еле передвигающем ноги, беззубом, едва прикрытом лохмотьями старике тридцатилетнего мужчину? Он живет в полуразвалившейся, открытой всем ветрам хижине, сложенной из глины вперемежку с соломой и покрытой пальмовыми листами, через которые в жилище легко проникает дождевая влага. Он спит на сыром земляном полу, ночной холод пронизывает его утомленное тело. Его еда — горсть риса. Он не знает грамоты. Мир для него ограничен близлежащими деревнями. Его бесстыдно и беспощадно унижают, зксплуатируют, обирают правительственные чиновники, помещики, ростовщики, полиция и духовенство. Существует ли предел его вековому удивительному терпению?

Вынужденно томясь в Аллахабаде, Джавахарлал узнал, что вблизи от города расположились лагерем крестьяне, пришедшие за несколько десятков километров из округа Партабгарх провинции Ауд. Они были посланы земледельцами Ауда для встречи с каким-нибудь известным политическим деятелем, чтобы поведать ему о своем невыносимом положении.

Джавахарлал с несколькими конгрессистами быстро разыскал лагерь, расположенный на берегу Джамны. Беседа с крестьянами затянулась до позднего вечера. «Они рассказали нам о непосильных налогах, взимаемых талукдарами[47], о бесчеловечном обращении... — писал Неру. — Они умоляли нас сопровождать их на обратном пути, чтобы на месте провести расследование, а также для того, чтобы защитить их от мести талукдаров, которые были рассержены их походом в Аллахабад. Крестьяне не хотели слушать никаких возражении и буквально цеплялись за нас».

Спустя два дня Неру выехал в Партабгарх. Джавахарлалу и его спутникам удалось пробраться в самые отдаленные, глухие, забытые богом и людьми деревушки, где их уже ожидали толпы крестьян, невесть откуда узнавших о приезде гостей. Встречи были волнующе-сердечными, лица людей выражали такую надежду, как будто все были убеждены в том, что появление Джавахарлала и его спутников в деревне изменит жизнь кисанов к лучшему, прекратит их неисчислимые страдания.

«Нескончаемой скорбной повестью» назовет Неру все то, что ему довелось услышать во время поездки в Партабгарх.

В каждой деревне происходило одно и то же. Окружив плотным кольцом Джавахарлала, крестьяне торопились по-детски доверчиво и откровенно излить свое выстраданное, наболевшее. Они рассказывали о неведомых страшных болезнях, уносивших жизни целых семей, о засухах, год из года выжигавших дотла некогда плодородные поля, о тирании помещиков, которые самочинно увеличивали плату за аренду земли и безжалостно сгоняли с нее тех, кому было нечем платить, о коварстве и жадности деревенских ростовщиков с их кабальными процентами, о не знающем пределов произволе полиции, свирепо каравшей за малейшую провинность...

Худые, почерневшие от яростного солнца и голода лица с горевшими отчаянием и гневом глазами потрясли Джавахарлала. «Глядя на них, видя их страдания... — писал он, — я переполнился стыдом и скорбью: скорбью — по поводу упадка и ужасающей бедности Индии; стыдом — за свою легкую, окруженную комфортом жизнь и за нашу мелкую политическую деятельность горожан, игнорировавшую эти неисчислимые массы полуголых сынов и дочерей Индии».

Джавахарлал вернулся к родным в Муссури, но несколько знойных июньских дней, проведенных им у крестьян провинции Ауд, не давали покоя. Его не покидало предчувствие того, что в индийской деревне вот-вот вспыхнет огонь нового мощного движения, острием своим направленного на угнетателей-помещиков. И тут же к Джавахарлалу приходило ясное понимание необходимости организовать крестьянскую стихию, направить ее силу в русло всенародного движения за свободу и независимость родной Индии.

Предчувствия не обманули Джавахарлала. Уже осенью 1920 года в индийских деревнях начались крестьянские волнения.

В Партабгархе должен был состояться судебный процесс над группой кисанов, арестованных по незначительному обвинению. Толпы крестьян, пришедших из всех деревень округа, обступили здание суда, заполнили прилегающие улицы и образовали живой коридор вдоль дороги, ведущей из тюрьмы в суд. Перепуганные власти отложили процесс на несколько дней, однако крестьяне не расходились. Властям ничего не оставалось делать, как освободить арестованных, к бурному ликованию стоически дожидавшейся их толпы. Первая победа, одержанная кисанами Ауда в борьбе за свои права, утвердила в них веру в себя, в возможность достижения успеха, если они будут действовать решительно, сообща.