Нерушимый

— Да, Саша, ты умер. Так же, как и твоя жена Алена, и неродившийся сын. Но если их земная жизнь закончена окончательно, то твоя продолжается.

Я заозирался. Точнее попытался, потому что головы у меня то ли не было, то ли она не слушалась. И глаз, похоже, не было. Но, как говорится, cogito, ergo sum — мыслю, значит, существую. Вопрос только в каком виде? Как голова профессора Доуэля?

— Я решила дать тебе шанс пожить так, как ты всегда мечтал, — продолжил голос. — А как ты им воспользуешься, зависит от тебя.

— Ты решила? Ты… простите, то есть вы — женщина? Богиня? — ответил я скорее мысленно, чем вслух.

— У меня нет пола, дурачок. — Голос все больше становился женским и журчащим, а уж звонкий смешок точно был девичьим. — Но я знаю, тебе приятнее этот образ. Ведь так? Можешь не отвечать, я все о тебе знаю. Намного больше, чем ты сам о себе.

— И чем же я заслужил? — Я вспомнил убегающую от насильников Юльку и, кажется, понял. — Как это будет выглядеть?

Вспомнились многочисленные прочитанные книги о попаданцах. Куда они только не попадали! В себя юного, в себя молодого, в разного рода исторических личностей, в графов и баронов. Один чудак даже писал о попаданце в глисту в кишечнике Сталина. Надеюсь, богиня не станет так жестоко шутить.

Ответ меня удивил:

— Заслужил много чем. Ты жил по совести. И когда заболела мать, ты остался, хотя мог бы уехать из родного города и сделать карьеру. Учитывая твои таланты, у тебя получилось бы. Но ты двенадцать лет жизни посвятил смертельно больному близкому человеку.

— Любой поступил бы так же.

— Поверь, нет. Да и ты — не любой. Тебе многое дано. Ты мог бы стать знаменитым вратарем, известным лингвистом, юмористом, переводчиком.

— Если бы да кабы…

— И ты ЗНАЕШЬ, что у тебя получилось бы, — повторила она с нажимом. — Ты пожертвовал не вероятностью успеха, а гарантированным успехом и предпочел близкого человека, поддерживал как мог, хоть и знал, что болезнь неизлечима, дальше будет только хуже.

Двенадцать лет я жил в аду. Будь у меня тело, наверное, сейчас я испытал бы боль, а так просто констатировал факт: да, имел место такой эпизод.

Богиня (или кто она там?) дала мне полминуты на раздумья и продолжила:

— Пусть институт брака в вашем обществе далек от того, что я вам рекомендовала, но ты хранил верность жене и даже не пытался ей изменить.

— А зачем изменять? — удивился я. — У нас с Аленкой все было хорошо.

— И даже не тянуло налево?

— Я не железный, — смутился я.

— То-то. А ведь соблазнов и возможностей было столько, что и двух рук не хватит пересчитать! Вспомни только ту соседку-студенточку с огромными достоинствами и пустой головой! Она же тебя чуть было орально не изнасиловала, когда ты по доброте душевной ей стиральную машинку подключил — чтобы не платить за работу.

— Я ни за что бы не сделал больно жене.

— Но ты смог устоять даже тогда, когда был стопроцентный шанс изменить с той красоткой-татарочкой, причем не попавшись, помнишь?

Я помнил, да и как было забыть невероятной красоты молодую женщину, непонятно почему вдруг запавшую на меня? Три дня и три ночи в одном с ней отеле на отраслевой выставке, куда я поехал без Алены, активные приставания ко мне… До сих пор не понимаю, как устоял.

— Помню, — буркнул я.

— Ну вот, спустя столько лет — а помнишь. И ведь никто бы не узнал!

— Я бы знал. Как бы потом жене в глаза смотрел?

— Вот именно! — почему-то обрадовалась собеседница. — А помнишь сумочку с документами и деньгами? Ты вернул ее владелице, хотя сам нуждался. Они спасли ей жизнь. Ты всегда был готов прийти на выручку любому, кто попросит, даже если то был тайный враг или совсем незнакомый человек. А вспомни того замерзшего воробья!

— Я… не помню. Вы точно обо мне говорите?

— Тебе было восемь. Ты нашел окоченевшую птицу и принес домой. Отогрел, напоил, накормил и позволил переждать лютые морозы у себя. Сбитую дворнягу ты на руках понес в ветеринарную клинику, чтобы потратить последние деньги на ее спасение. А вспомни, когда вы копили на новую квартиру, твоему школьному товарищу, даже не другу, понадобились деньги на операцию.

— Он все равно умер, — горько подумал я и заметил, что о спасенной Юле — ни слова.

— Да, но ты отдал ему половину сбережений, не сказав об этом жене!

— Она бы не позволила!

— Поэтому она умерла окончательно, Саша. А ты — нет. Ты продолжишь жить, и с куда большими возможностями, чем раньше.

— Я буду богатым? Выиграю в лотерею? Перерожусь в королевской семье? Или — у олигарха?

Вопросы посыпались один за другим, но все саркастичные. Мне было все равно. Я перестал чувствовать эмоции без участия тела. Все происходящее не имело для меня никакого смысла, да и вообще я был уверен, что впал в кому, надо мной колдуют врачи, а все это не более чем фокусы мозга, страдающего гипоксией.

— Это тебе самому решать. Кем ты проживешь там жизнь и к чему будешь заново стремиться, зависит только от тебя. Постарайся прожить вторую жизнь не только для других, но и для себя.

— Э…