Ощущения были страннее некуда. Все, что происходило до этого, я помнил крайне смутно. То есть помнил свою прошлую жизнь, она пронеслась кадрами: школа, Катя, футбол, поступление в институт, КВН, аспирантура, путешествия, опостылевшая работа, занятия бразильским джиу-джитсу… Вспомнилось, что шесть лет назад мне, мучимому кризисом среднего возраста, очень повезло с тренером — дагестанцем Гайдаром Ризвановичем, которого мы звали просто Ризванычем. Потом долгожданная беременность Алены и радость скорого отцовства, похороны, судебные тяжбы, вынужденная работа на мебельном складе, «джамшуты» в строительной бытовке, нож между ребер.
А вот то, что было после… Сейчас я — другой, это абсолютно точно. Тело было другим!
Не дойдя до витрины, я остановился, прислонился к стене и схватился за голову, пытаясь удержать воспоминания: какой-то бескрайний космос, некое существо вроде богини или бога, черт его разберет, какие-то возникающие передо мной строки текста… Это был сон? Видения стремительно таяли. Вторая жизнь? Новое тело? Кто я?
Последнее я, похоже, произнес вслух. Проходящая старуха язвительно заметила, не сбавляя шага:
— Наклюкался поди! Алкаш ты, вот ты кто! Как не стыдно? Такой молодой, а уже алкаш! Бузотер! Нарушитель общественного порядка! Куда смотрит ваш косморг? Иди проспись!
Я покачал головой. Нет, бабуля, не алкаш и не бузотер. Но ты права, надо «проспаться», то есть все-таки посмотреть, кто есть я, потому что я уже точно не Александр Михайлович Звягинцев.
Добравшись до витрины, за которой красовались ростовые манекены в строгих платьях, я всмотрелся в свое отражение. На меня растерянно глядел симпатичный высокий парень. Брюнет, волевой подбородок, широкие плечи и V-образный торс с кубиками пресса. Значит, то был не сон. А раз так, нужно срочно думать, что делать дальше.
— Вот он! — до моего сознания донесся старческий голос. — Патруль, сюда!
— Здравствуй, жопа, Новый год, — проговорил я, вкладывая в эти слова отнюдь не переносный смысл.
Сперва из-за пятиэтажки выбежала бабка, которую я видел чуть раньше, а следом за ней… Захотелось перекреститься. Два милиционера. Да-да, не полицейских, а именно милиционера в форме, как в советских фильмах, но чуть модернизированной.
И что делать? Бежать? Сдаваться? Так рук не поднять, они прикрывают естество.
Один мент был невысоким, второй — ну просто дядя Степа с огромной родинкой промеж бровей.
— Безобразничаем, товарищ? — неуверенно выдал длинный, а мелкий заломил мне руки за спину, защелкнул наручники и цыкнул зубом:
— Непорядок. Хотя вдруг это… Вдруг он, как в анекдоте. — Мент изменил интонацию: —Возвращается муж из командировки…
Оба захохотали. Отсмеявшись, длинный сказал:
— В отделении расскажет.
Подъехал полицейский… Точнее милицейский… Бобиком этого тигра язык не поворачивался назвать. Что-то среднее между джипом и хаммером, фигурка бегущего оленя на капоте. Что? «Газель»??? Я думал, скорее земля сойдет с орбиты, чем наш автопром создаст что-то дельное. Хотя в этом мире автопром совсем уже и не наш — в смысле, не имеющий отношения к моей реальности.
Когда меня затолкали внутрь, я в темноте мало что разобрал. Мысленно взмолился, чтобы не оказалось рядом какого сидельца, который бы мой вид оценил. Машина дернулась, и я повалился вперед, но не ударился, повалился на что-то мягкое. Донеслось обиженное шипение. А когда зрение привыкло к темноте, я обнаружил себя уткнувшимся в женские сапоги. Я дернулся, но кто-то тут же успокаивающе погладил меня по голове:
— Лежи, лежи, красавчик. Все хорошо…
— Хорошо? — послышался чей-то визгливый голос. — Чего хорошего, Маринка? Опять все, что заработали, этим упырям пойдет!
— Ой, да боже ты мой, Ларис, оформят, штраф выпишут да отпустят. А в партию нам и так дороги нет. Так что не говори ерунды… — та, которую звали Маринкой, говорила с ярко выраженным фрикативным «г».
— Ага, легко тебе говорить! — возразила визгливая. — У тебя будет первый прокол в фарцбилете, а у меня третий! За третий знаешь что бывает?
— Страшилки это все, — сказала Маринка. — Никто никуда тебя не выселит, товарищ Шуйский не позволит.
— Да закрой уже рот! — вспылила визгливая, и я понял, что, скорее всего, она не хочет, чтобы ее отношения с товарищем Шуйским обсуждали при мне.
Интересно, о каком билете они говорили?
Я все-таки приподнял голову и увидел, что окружен четырьмя девушками и женщинами разной степени жизненной помятости, расположившимися на лавках вдоль бортов. Из их дальнейшего оживленного спора стало понятно, что девушек приняли в местном подпольном «бардаке».
Более не дергаясь и не опасаясь неприкрытых тылов, я лег на живот, смотрел на носки сапог на высоких каблуках и думал — не про сапоги, а про место, куда попал.
То, что я в СССР, только в его современном варианте, а значит, в параллельном мире — ясно. Какой он, этот мир, будем разбираться по ходу пьесы.