Нерушимый 2

Достоевский, улыбаясь мне, начал медленно хлопать в ладоши. Собравшиеся оторвались от еды. Загромыхали отодвигаемые от столов стулья. Раздались аплодисменты — сперва вялые, но все более нарастающие. И вот уже все смотрят с восхищением, хлопают. Не мне хлопают, а потому что уважаемый Достали Мансурович не станет говорить за какого-то лоха с улицы. Если сам Достоевский такие слова о Фартовом говорит, значит, что-то в этом Фартовом есть.

Я же сделал и другой вывод: Достоевский в этой компании совсем не последний человек. Далеко не последний. И ворочает он делами покруче, чем какой-то городской рынок, а рынок — так, прикрытие.

Грохот и эхо аплодисментов, отражающееся от стен и потолка, достигли пика. Вот он, миг моего триумфа, ведь тут собралась вся теневая верхушка города. Я смотрел в их лица, не особо разыгрывая смущение, кивал, натянуто улыбался.

Достоевский приобнял меня за плечи и повел по залу. Восторженные крики и заливистый свист добавили еще больше децибелов, зазвенела посуда. Даже официанты, не выпуская подносов, смотрели на меня и притопывали.

И все же кое-что остался безучастным. Красавица в соболиной шубе, сидящая в другом конце зала, не хлопала. Заметив, что я на нее смотрю, девушка отвернулась и то ли вилкой, то ли щипцами принялась накладывать себе морских гадов. Я ухмыльнулся. Во-первых, потому что краснощекий папик не ухаживал за ней, а значит, есть надежда, что они не пара. А во-вторых, когда человеку все равно, он не ведет себя столь демонстративно.

Чего же ты хочешь, красавица? Ух ты! Соболиная красавица больше всего на свете сейчас мечтала поставить на место наглого безмозглого рубаку. Что ж, посмотрим-посмотрим.

Наконец мы сделали круг, и Достоевский усадил меня за стол — тот самый, за которым, когда мы появились, уже сидели самые влиятельные люди теневой стороны Лиловска. Причем — на единственный свободный стул.

Их было трое. Седовласый, сидящий напротив входа, казался главным в этой компании, но я ощутил, что он говорящая голова, а главный среди них — примерно сорокалетний азиат.

Третий, большеносый мужик с крашенными в черный цвет волосами, постоянно морщился и шмыгал носом.

Я прощупал каждого. Судя по тому, как мне были не рады, я понял: это организаторы мероприятия, потерявшие из-за меня деньги. Впрочем, досада их была не уровня «все пропало». Небольшие убытки, которые уже завтра отобьются.

Официант по кивку азиата резво приставил еще один стул. Усевшись рядом со мной, Достоевский сказал:

— Мы ненадолго, товарищи. Негоже сегодняшнему чемпиону стоять, когда все сидят.

Сидевшие за столом не ответили, но азиат сделал едва заметный кивок. Получив одобрение, Достоевский меня представил:

— Знакомьтесь, товарищи, это Саша.

Я решил разыграть сельского паренька-простофилю. Привстав, протянул руку азиату:

— Приятно познакомиться. Саша.

— Топаз, — буркнул азиат.

— Владимир Наумович, — сообщил седовласый.

— Товарищ Настин, — шмыгнув носом, сообщил крашеный.

Достоевский смотрел на это представление с некоторым изумлением. Видимо, под «знакомьтесь» подразумевалось, что они узнают мое имя, а их имена и без того всем известны. И очень похоже на то, что эта тройка — настоящий сплав власти, олигархии и криминала. Но кто из них кто?

«Топаз» — скорее всего кличка. Значит, вор. Не будет обычный приблатненный через губу с Достоевским разговаривать. Возможно, он одного уровня со смотрящим рынка, но скорее Достоевский даже ниже.

Владимир Наумович, судя по итальянскому костюму, кто-то из номенклатуры. Товарищ Настин… загадка. Так воры не представляются, да и фарца тоже. Он из властных структур?

Неловкое молчание, повисшее над столом, нарушил Достоевский:

— Кстати, фамилия у Саши боевая и говорящая — Нерушимый. Поэтому, думаю, прозвище Фартовый продержится недолго, тем более, что и фарта как такого у него сегодня не было. Всех победил мастерством. Даже когда пытался не очень умело скрыть это самое мастерство, да? — Он лукаво посмотрел на меня.

Седовласый мужчина поднял голову и проговорил с угрозой:

— Так вот оно в чем дело, Достали Мансурович…

— Владимир Наумович, вы подумали не о том! — возразил, покачав головой, Достоевский. — Парень отказался за меня биться, когда я предлагал. Представляете, да? — В его голосе внезапно прорезался кавказский акцент. — Но когда я увидел его сегодня, понял: вот он, сегодняшний чемпион! Вот на кого надо ставить! Вот, кто принесет мне деньги! Мамой клянусь, так и было!

— Что ж, это мы еще посмотрим, принесет ли, и кому… — с легкой угрозой в голосе сказал Топаз. — Не по понятиям поступил, Али.

На миг через интеллигентные и благообразные черты лица Достоевского пробился зверь:

— Я тебе мамой поклялся! Если этого мало, Топаз, другой разговор будет!

Секунду, две, три мне казалось, что эти двое сейчас схватятся. Официант, больше похожий на бодигарда, потянулся рукой под жилетку…

…и Топаз рассмеялся: