Нерушимый – 4

Два раза, увидев издали людей, я от них прятался, теряя контроль над собой и сбиваясь с пути. Но все-таки полуживой и замерзший, доковылял до нашего дома. Полчаса трясся, боясь войти в подъезд, потом все-таки вошел, но в лифтом воспользоваться так и не смог, взбежал по лестнице, нажал кнопку звонка.

За дверью завозились, донеслись шаги – видимо, потеряв меня, парни не спали. Который, интересно, час? Распахнулась дверь, и я увидел Погосяна, за ним маячили Ромка Клыков и Микроб.

Мика очень матерно поинтересовался, где я шлялся, посторонился, впуская меня в квартиру. Помня о своей фобии, я просочился в комнату спиной к зеркалу.

– Саныч все морги обзвонил, все больницы, – с укоризной сказал Микроб. – Он тебя распнет.

Я помотал головой, понимая, что еще немного – и снова стану всего бояться.

– Клыков знает, – сказал я. – Он объяснит, что бывает, когда я перенервничаю. В этот раз сурово накрыло. Паническая атака.

– Эт че? – спросил Микроб.

Видимо, в этой реальности более счастливые люди не страдали от панических атак.

– М-мне спать. Санычу скажите, чтоб не трогал. Пусть отложит казнь. Реально чуть не сдох. Телефон потерял…

– Его уже вернули, – сказал Хотеев-Микроб. – Он у Саныча.

Скинув одежду, я протопал в комнату и упал на кровать. Силы закончились, и меня вырубило. Но и во сне покоя не было: сперва за мной гонялся лицехват из фильма «Чужой», чтобы отложить личинку в легкие, потом жрал спрут, и я медленно переваривался в кислоте. Наверное, я орал, потому что меня будили, но проснуться не получалось, я снова и снова проваливался в сон, один мучительнее другого.

Проснулся я по будильнику. Точнее вскочил и заметался по комнате, едва не зашибив Клыка – он отошел и вжался в стенку. Вдохнув и выдохнув, я сел, сжал голову руками.

– С тобой все нормально? – осторожно спросил Клык.

Я помотал головой, сел, сосредоточился, пробуждая солнышко и разгоняя свет по жилам. Полегчало. Но на тренировку однозначно нельзя. Вдруг втемяшится, что мяч хочет меня уничтожить, буду бегать от него по полю и орать.

– Может, скорую? – предложил Клык.

В разум тотчас ввинтился вой сирены, в квартиру вбежали люди в белом, скрутили, привязали к кровати… Психбольница… Уколы… Электрошок…

Я скрипнул зубами, но удержал контроль. Встал и нашел силы, чтобы выйти в гостиную, где Сан Саныч пил молочный коктейль.

– Что это было? – строго спросил он, наградив меня расстрельным взглядом и поманив к столу.

Когда я подошел, он оттянул мне веко и долго рассматривал глаза.

– Ты точно ничего не употреблял?

Ах вот оно как! Что ж, симптоматика похожа на перебор галлюциногенов.

– Я даже не пью.

Он, конечно, не поверил, как и не поверил в нервное истощение. Прочитал лекцию о вреде наркотиков и пригрозил выгнать из команды, если такое повторится.

Я оправдался еще раз:

– После сильного потрясения, или когда выложусь по полной, я истощаюсь и могу вести себя странно. Если не верите, можно ведь сдать кровь и проверить наличие психотропных веществ.

Скользнув взглядом по лицам парней, я понял, что не верит мне не только Саныч.

– Саня, ну зачем ты врешь? Съешь, вон, пирожок, полегчает.

Пирожок казался безвкусным, чай – тоже, потому что я держал под контролем внутреннее солнце, а на все внешнее меня не хватало.

– Все через это проходили, – признался Димидко. – Помнится, в десятом классе друг принес упаковку галоперидола, сказал, давай мультики смотреть. Мы съели по четвертинке таблетки – ноль эффекта, по половинке… по целой, по две… Я поехал домой, и в автобусе накрыло: у меня начал вываливаться глаз, выпал, повис до земли на нерве, я его поднял, затолкал назад, только вставил в глазницу, как стал вываливаться язык. Я его туда, а он оттуда. Длинный, сука, в руки не влезает…

Клык заулыбался. Микроб и Погосян заржали, падая на маты. Отсмеявшись, Погосян сказал:

– Представляю, как ты смотрелся, Саныч!

Микроб схватился за глаз и вывалил язык, и Мика снова покатился со смеху.

Подождав, пока они утихнут, Димидко продолжил:

– Попал под капельницу, и с тех пор – ни-ни. Надеюсь, ты выводы сделал? Хоть отпустило, или нужна «скорая»?

– Отпустило, – кивнул я.

– Сиди сегодня дома. Какой из тебя игрок?

Что ж, его подозрения вполне объяснимы: в прошлый раз во время отката я нес лютую белиберду.

И как же здорово, что мы не на соревнованиях, и мне необязательно куда-либо ехать или лететь, самолет или поезд я точно не пережил бы. Только сейчас до меня дошло, что, применяя «лучшего в мире», я хожу по лезвию. Если не повезет, я могу убиться, подавиться насмерть, рассориться со всеми на свете, совершить непоправимый неадекватный поступок. Могу стать подлецом, социопатом, маньяком.

Представил последствия – чуть не поседел. Еще и Димидко думает, что я торчок, и настроен выгнать из команды, потому что наркоман ему ни к чему, каким бы самородком он ни был.

Все разошлись. До обеда я держался молодцом, а потом в квартире наверху что-то хлопнуло, донесся легкий шелест, словно змея проползла, и в углу над кухней принялось скрести нечто неведомое. Монотонно. С определенной периодичностью.