Нерушимый 4

Выждав минут пять, с азартом детей в Новый год мы ломанулись на улицу. Насчет моторов я не ошибся. Напротив столовой стояло пять белых «москвичей», чуть припорошенных снегом: кроссовер, какой был у Джабаровой, два седана, две малолитражки и мотоцикл. К ним крепились таблички с именами. Кроссовер — мне. Седан — Погосяну и Рябову, малолитражки Клыку и Матвеичу. Мотоцикл понятно кому, наверное, Тирликас рассказал, о чем мечтает Федор.

Микроб протяжно вздохнул и ринулся к мотоциклу. Он радовался подарку, как пятилетка — щенку. О, как он его осматривал! Оглаживал, как девушку. Так и подмывало сказать «моя пре-е-елесть». Я спокойно уселся за руль. Повернул ключ в замке зажигания — зарокотал мотор, переключил передачи — хорошо! Всегда «механику» предпочитал: чем проще механизм, тем меньше вероятности, что подведет. Отличная машинка! Сиденья удобные, пластик дорогой, руль в кожаном чехле. От радости я даже забыл, что у меня нет прав и водить я, по идее, уметь не должен. Прокатился по дороге вокруг стадиона и, лишь вернувшись, заметил, как потухли те, кому подарков не досталось.

Не следовало директору кого-то выделять.

Праздник был испорчен. Большая часть команды вернулась за стол, и двести тысяч их больше не грели, лица аж позеленели. Особенно раскисли Жека и Игнат, хотя машины у них были покруче тех, что подарили нам. Дело в другом: каждый, кроме шестерых, кого одарили, ощутил, что его не ценят.

Ой, опасный момент! Теперь эти люди — потенциальные перебежчики, которые пойдут в другую команду на выгодные условия без зазрения совести. Надо спасать ситуацию. Я встал и проговорил:

— Друзья! Мы ведь команда, да? Единое целое. И в том, что мы вышли в Первую лигу, огромная заслуга каждого. Так ведь?

Все смотрели с любопытством, не понимая, куда я клоню.

— Я отказываюсь от машины и предлагаю ее продать, а деньги поделить поровну между всеми.

Глаза слушателей округлились. Воцарилось молчание. Нарушили его аплодисменты Витаутовича. Глянув на него, зааплодировал Димидко. Особой радости на лицах тех, кого обделили, я не прочел.

Громыхнув стулом, поднялся Гребко.

— А, по-моему, все справедливо. Награда нашла героев. Ведь если бы не Александр, — он посмотрел на Димидко, — Александрович, если бы не Нерушимый… не знаю, что и было бы. Вы вспомните, какой была команда в феврале и какой она стала сейчас. Мы не просто на улице — на помойке оказались. А сейчас? Смогли бы мы этого добиться без Сани, Мики, Федора? — Он взял паузу.

— Нет, — буркнул Синяк, хотя ему до колик, до скобления загрудинной крысы тоже хотелось машину.

Он старался не меньше нас, и отличился не раз. Как и Щенников, и даже Гусак, который, конечно, отставал, но прогресса добился. Левашов, вон, надулся. Его вообще незаслуженно обделили, ведь в трудный момент он буквально спас команду. И белорусы, особенно Бурак. Он даже несколько мячей забил. И защитники — орлы наши, а никто их не выделил, не наградил.

Гребко сел. Поднялся Микроб, вскинул голову и произнес:

— Саня дело говорит. Нечестно так. Мне мой байк очень нравится, я о таком всю жизнь мечтал. Стоит он 70000. Я готов его выкупить. Вот. А деньги делите, как хотите. Вон, пусть Сан Саныч поделит.

Сколько стоит мой москвичок? То есть москвичище? Двести тысяч с плюсом. Жаба затряслась от возмущения, квакнула и вцепилась в горло: «Идиот простодушный, что ты творишь?! У тебя никогда такой тачки не было! Если бы не ты, гнить бы им всем на обочине жизни, в том числе Димидко!»

Заткнись, проклятая! Машина — гора железа, а с этими людьми еще работать и работать. И если работать плодотворно, то таких машин будет еще десять.

— Поддержу Нерушимого, — проговорил Рябов не вставая.

О, как его жаба душила! Он аж позеленел, но сумел ее побороть.

— Я свою выкуплю, — проговорил Погосян, глядя в экран. — Такая стоит, вот, всего сто пятьдесят штук, и мне ж тоже с нее процент будет, да?

Погосяну было сложнее всего отказаться. Он так и не помирился с отцом, а машина да плюс деньги были бы показателем его успеха, и ни с кем им делиться не хотелось.

— Я тоже выкуплю, — пробормотал покрасневший Клык.

— И я, — сдался Матвеич, который считал, что заслужил подарок больше, чем кто бы то ни было.

— Молодцы, а теперь послушайте меня, — проговорил Лев Витаутович, и снова воцарилось молчание. — Предлагаю сделать так. Берем стоимость нового автомобиля, делим пополам. Половину получает тот, кто приз добыл… Ведь если бы не он, и подарка бы не было. А остальное делим поровну между всеми, включая запасных. Не трогаем только машину тренера. Я наблюдал за всеми вами, и считаю, что каждый заслужил эти деньги.

Синяк и Гусак заулыбались.

— Тогда и я выкупаю свою машину, — сказал я.

Она стоила точно дороже двухсот тысяч и была мне не по карману. А так — вполне.

— Ну вот и хорошо, — улыбнулся Тирликас. — И никто не уйдет обиженным. И с продажей возиться не надо, как и переоформлять документы.

Улыбаясь от уха до уха, поднялся Левашов, парень с лицом ангела и душой гопника.

— За Нерушимого! За тебя, братан! Ты реальный мужик!