Нервы

– Привет, док! – голос Блейка вклинился в разговор. – Ну-ка отойдите оттуда! Когда нашему доктору Браун понадобится помощь, я первый тут как тут. Я как последний дурак проспал всю ночь с четырех и до утра. Похоже, мы действительно как следует набрались. Мы решили зачем-то обрезать шнур дверного звонка и запихнули телефон под подушку. Так что я ни черта не слышал, пока не приперлась какая-то идиотка и не стала ломиться в дом, да соседи проснулись и выгнали ее взашей. Идите отдохните.

Феррел облегченно вздохнул: когда Блейк пришел ночью домой, он был, наверное, мертвецки пьян, что объясняет его манипуляции с телефоном, но таков уж он был от природы, что жизненная энергия переполняла его, и теперь на его лице не было никаких следов бурной ночи. Он вел себя, как обычно, только исчезла обыкновенная нахальная ухмылка, и когда он подошел к Браун, чтобы посмотреть, как там Йоргенсон, он был абсолютно серьезен.

– Слава богу, Блейк, вы здесь. Что с Йоргенсоном?

Браун медленно заговорила ровным голосом, произнося слова в такт движениям пальцев:

– Время от времени сердце подает признаки жизни, но ненадолго. По крайней мере, ему не становится хуже.

– Хорошо. Если мы продержимся еще полчаса, потом все это можно будет поручить машине. Где Дженкинс?

– А… машина. Стимулятор Кубелика, конечно. Он как раз его разрабатывал, когда я была там. Что бы ни случилось, мы будем поддерживать в Йоргенсоне жизнь.

– Где Дженкинс? – резко повторил Феррел, когда Браун закончила говорить.

Блейк указал на офис доктора Феррела. Дверь туда была закрыта.

– Он там. Но вы не наседайте на него, док. Я все видел: он сам ужасно переживет из-за этого. Он хороший парень, но он еще почти ребенок, а в том аду, что здесь творился, любой из нас мог сломаться.

– Я все это знаю.

Док направился к своему офису, и по его походке нельзя было понять, с какими чувствами он шел: точно так же он мог идти туда, чтобы просто покурить. По пути он еще раз взглянул на Блейка – в этом море усталости и нервозности его отдохнувшее лицо было как остров уверенности и спокойствия.

– Не волнуйтесь, Браун. Я не собираюсь устраивать ему разнос, так что вам незачем защищать своего мужа. Я сам виноват, что не послушал его.

Браун кротко подняла на него трогательно благодарные глаза. Док смягчился, и тому раздражению, с которым он поначалу воспринял отсутствие Дженкинса, пришел конец. Еще чуть-чуть, и все они были бы в гораздо худшей форме, чем молодой человек, который теперь совершенно неподвижно сидел спиной к двери, положив руки и голову на стол, и не обернулся, когда вошел Феррел. Его обмякшая фигура не пошевелилась, и он не поднял голову, даже когда Феррел положил руку ему на плечо. Когда он заговорил, его приглушенный голос доносился как бы издалека.

– Я сломался, док. С треском и напополам. Я больше не мог этого вынести! Стоишь у стола и думаешь, что Йоргенсон в любой момент может умереть, потому что я не смогу контролировать себя; он умрет, и весь завод взлетит на воздух – и все по моей вине. Я все говорил себе, что все в порядке, что я еще могу работать, а потом – все… потом я сломался. Расплакался, как мальчишка! Я – доктор Дженкинс, специалист по нервам!

– Да… Вот, сами выпьете это, или мне надо зажать ваш дурацкий нос и влить это вам в горло?

Как психологический прием, сработано было грубо, но подействовало. Док передал ему стакан, подождал, пока тот не опорожнит его, и протянул ему сигарету, а потом опустился в свое кресло.

– Вы предупреждали меня, Дженкинс, а я все равно рискнул оставить вас здесь – под свою ответственность, так что винить некого. Но я хотел бы задать вам пару вопросов.

– Давайте, теперь уже все равно.

Очевидно, Дженкинс уже немного пришел в себя – судя по вызывающим ноткам, которые закрались в его ответ.

– Вы знали, что Браун умеет делать массаж сердца? И еще: вы отняли свои руки до или после того, как она начала работать сама?

– Она сказала, что умеет, хотя раньше я и не знал, а об остальных я и сейчас ничего не знаю. Мне кажется… да, док, она положила свои руки на мои, но…

Феррел кивнул – ответ подтверждал его собственные предположения.

– Я так и думал. Вы держались до последнего и не сломались, как вы говорите, до тех пор, пока не поняли, что без риска можете передать работу кому-то другому. Если на то пошло, то я тоже сдаю. Посудите сами: я сижу здесь, курю, разговариваю с вами, а там, за дверью, человеку нужна помощь. Тот факт, что ему уже помогают, помогают двое, и один из них еще совсем свеж, а второй, по меньшей мере, в лучшей форме, чем мы оба, – не имеет к этому никакого отношения. Нет?

– Нет, все было не так, док. И не надо меня утешать.