Несчастье на полставки (СИ)

— Гаспар, — от такого участия я едва не разревелась. В последний момент сдержалась, конено, но носом-таки хлюпнула. — Бонжур. Прости, я тебя не увидела.

— Ангел мой, кто тебя обидел? — моментально нахмурился француз. — Ну же скажи мне. Поведай свою печаль другу! И, как принято говорить у вас, русских, я ему начищу хле…хлепуло?

— Хлебало, — не выдержав, тихо прыснула я. Изысканный житель Парижа, пытающийся ругаться на великом и могучем — да вы такое ни в одном цирке не увидите! — Гаспар, где ты такое услышал? Это так грубо, и совсем тебе ни к лицу.

— Oui, mademoiselle, — покорно склонил голову мой новый друг, признавая свою ошибку. — Услышал от молодых людей в баре. И мне показалось уместным. Так кто обидел мою прекрасную Асель?

Бли-и-ин… Вот и что прикажете делать? Как пожаловаться своему внезапно приобретенному рыцарю… Нет, не на гадкого коварного дракона. А на некрасивый маникюр!

Никогда не думала, что какая-то мысль в моей нездоровой головушке покажется настолько постыдной.

Как будто я ему на завтрак упаковку живых лягушек принесла.

В общем, вместо ответа я неуверенно проворачивала успешный трюк с кедами. Тынь-тынь. Носочек-носочек. Пяточка-носочек… И, пока француз, продолжая держать в своих широких ладонях мои искусственные скрюченные лапки, пытливо заглядывал в глаза…

Я снова и снова проворачивала то же самое, что когда-то изобрела в кабинете своего шефа.

Тынь-тынь, ага!

— Oh mon dieu! — внезапно воскликнул Гаспар, опустив взгляд на его и мои руки. — Асель, не говори ни слова, я понял всю твою печаль! Идем, моя русская Шанель, мы должны все немедленно исправить!

И, переплетя наши пальцы, ловко утянул меня из отеля.

Ой, нет. Меня что, опять в салон красоты сопроводить решили?!

— Гаспар, а может не надо?..

— Не хочу ничего слушать, — упрямо заявил француз, стильным упрямым буксиром утаскивая меня на улицу. — Этот кошмар тебе совсем не идет! Мon cher ami, как ты вообще могла работникам такое позволить? Ты же отдаешь за это собственные деньги! Неужели у вас, русских, настолько принято сорить своим заработком? Нельзя закрывать глаза на такое! Мой бог, да случись у меня в салоне такое, моих мастеров отругали бы сразу! Досталось бы и мне. Мой ангел, запомни — нельзя молчать. Нельзя, нельзя! Если тебе что-то не нравится, говори открыто, не стесняйся. Не бойся показаться глупой, ты же отстаиваешь свои права! Как еще заявить о своих желаниях, если не словами? Без них никто не поймет, что у тебя на уме. Увы, но людям не суждено читать мысли. Борись, Асель, за себя — борись! Собственный комфорт и счастье — единственно верное, что стоит твоих трудов, твоих стараний!

А, ну да, ну да… Франция — страна революций. Они там всегда недовольны действующей властью, и постоянно устраивают митинги вкупе с акциями протеста. Ну, такое, как по мне.

Хотя, если подумать, ну вот же могут люди добиваться лучшей жизни, можно с них брать пример!

А, коли с боку посмотреть, так Гаспар с Миланой, по сути, одно и тоже до меня донести пытаются. Правда, разными кривыми тропками…

И если уж совсем честно придраться, то революционные речи моего картавенького рыцаря ну очень, очень вдохновляют! И как у него это получается, а?

Точно говорят — опыт, это штука такая. Непропиваемая! Вот привыкли люди сызмальства бунтовать, так всего, чего хотят, добиваются. Надо, надо поучиться!

Давай как, Асенька, бери себя в руки, хватай Гаспарчика в оборот, да раскручивай на истину жизненную. А то чего ты как салатовый сопливый лизун на солнцепеке?

— Девушка, милая! — тем временем, дотараканив меня до няшного мини-салончика напротив отеля, растекся в очаровательной улыбке мой визави. Девочка-маникюрщица от такого зрелища чуть не совершила смертный грех — печеньку в кофе не уронила! — Вы должны, нет, просто обязаны нас спасти!

— Гаспар, — не выдержав квадратных глаз бедной работницы в милой розовой футболке-поло, хихикнула я. А то у нее глазки формой с мои ногти уже стали. — Она не я, тебя не понимает!

— Так объясни ей, душа моя, — соловьем запела эта мечта всех девиц в округе. Там, кажется, даже бабулька с пережженными локонами из раковины на него заглядывалась. Будет жирафик такой, в стиле восьмидесятых годов выкрашенный. — Вспомни свою профессию, помни о ней и гордись! А заодно дай мне возможность насладиться двумя лучшими языками мира, произнесенными твоим нежным голоском!

Вот… умеет человек попросить! Как попросит, так и не знаешь — то ли застесняться, то ли согласиться, то ли густо покраснеть!

Правда, краснеть я стала чуть позже. От натурального такого стыда!

Я, конечно, работник хоть куда, хоть и по знаниям, не по внешнему виду. Но в тот момент, я не то, что понять, я даже технически, не вдаваясь в суть, перевести не смогла! А Гаспар, тем временем, войдя во вкус, все щебетал, щебетал, щебетал…