Вовремя заметила полдюжины кнопок на стуле и петарду под столом — ай да я!
Прицепила Мурлу на спину бумажку "Дерни за хвост!"
Два часа выслушивала претензии и протесты: "Это были не мои кнопки!"
То есть, петарда все-таки твоя?
Ты еще скажи, что это Лихо устроил.
Надо же, как искренне отпирается Мурл. Как-то даже слишком, если подумать…
С утра в кухне Марина заявила, что честь быть самой красивой на горке испокон веков заслуживает только она, сестра Леля — жалкое чучело, а кто против, тому не жить. Константин побледнел, директор закатил глаз: в голосе Марины явно звучали нотки истерики. Ярослава Григорьевна, скрипнув зубами, дала Мурлу пинка. Тот понял намек правильно: бросился к двери и начал ее царапать.
Никогда еще в офисе на было столько желающих помочь бедному котику выйти.
Позже Константин объяснил мне, что у истории с божественным конкурсом красоты очень длинные корни и некрасивые подробности. Главное — не спорить с Мариной, и к концу дня ей полегчает.
Так и вышло.
Надо же. Суровые, должно быть, конкурсы у богов.
Не Бельтайн, не День Труда и не Живицы. У меня — выходной, чем заняты коллеги — не имею понятия.
Думаю, это и к лучшему. Слишком конфликтная дата, второй Новый год мне точно не нужен.
Раз уж Константин сам выразил желание зваться моим дядюшкой, купила родственнику подарок — французскую краску для волос.
Остальные коллеги мне точно не родственники, и не жаждут быть ими, но Мурл вроде как друг — ему подарила хороший дезодорант. Просто чтобы он не обиделся.
Радостный Мурл вывернул на себя все и сразу.
Ну, не дурак ли?
Мне кажется, или директор снова смотрит на меня… странно? Наверное, все же стоит пожаловаться ему, что ладонь разболелась.[2]
______________
[2] На этом заметки обрываются.
Теплый, напоенный ароматом черемухи вечер последнего майского дня не завершился красивым закатом. Редкие, легкие облачка неожиданно были изгнаны тучами — грузными иссиня-черными тварями, сожравшими уходящее солнце. Воздух наполнился электричеством. Гроза бушевала над городом, разбрасывая слепящие фейерверки, но никто им не радовался. Взрослые с проклятьями метались в домах, отключая все, что только возможно, дети не торопились к окнам: их любопытство вытеснил страх. Ветер ломал деревья, молнии рвали небо на части. Стихия была устрашающе-щедрой во всем, кроме главного: на землю так и не упало ни капли дождя.
С рассветом гроза отступила, но ветер не стих. Сухой и колючий, он принес с собой едкую горечь пожара.
Яга стояла на крыльце, вглядываясь в алое небо. Губы ее были сжаты, а глаза — прищурены, словно за маревом она пыталась разглядеть невидимого врага. Вышла Марина, встала чуть поодаль.
— Как муж? — не оглядываясь, бросила ей Яга.
— Держится. Но страдает из-за того, что часть его силы использовали для… такого.
Стук трости возвестил о появлении Лихо. Яга обернулась к нему:
— Я предвидела это на Громницу! Не была полностью уверена — надеялась, что ошибусь.
— Не ошиблись, — мрачно кивнул Лихо. — Гадина вырвалась на свободу.
2.10. Колдовство по тарифу "Родня"
С тех пор, как город окутало дымом, ладонь болела постоянно. Аня не жаловалась. Тетушке с ее обострившейся метеозависимостью приходилось намного хуже.
Жаркий сухой ветер нес аммиачную вонь горящего торфа, от которой люди прятали лица за повязками, но это не слишком-то помогало. В магазинах взлетели цены на самую обычную воду, по телевизору без конца крутили рекламу кондиционеров. Аню проблема с воздухом почти не коснулась — тетушка позвала к себе. Она, конечно же, согласилась, и дело было не в верхнем этаже, не в стареньком, но еще бодром кондиционере, об истинной причине она старалась не думать: будет кому вызвать скорую, если что.
Аня очень надеялась, что пресловутое "если что" не случится.
Синие огни на улице настойчиво убеждали в обратном.
Живя в четырех остановках от НИИ скорой помощи, она видела маячки каждый день по несколько раз. Дым превратил летние дни и белые ночи в бурые сумерки, сквозь которые тревожные огни шли не поодиночке — теперь они тянулись вереницами, почти без перерывов.
Частым гостем на тихих улицах спального района стала тяжелая гусеничная техника: эти машины направлялись в сторону пригородов. Люди боролись с огнем, вот только успехов все не было. Обычный лесной пожар, вполне традиционный для питерского лета — страшный враг, но все же уязвимый в своем высокомерии. Он не скрывается, а бросает вызов: давайте, сразитесь со мной, если посмеете. Нынешний враг оказался намного страшнее. Он был лжив и коварен, как тварь, создавшая его: не показывался до последней секунды, выплескивая огонь из-под земли там, где люди совсем не ожидали, порождал панику и отравлял воздух.
Верлиока убивала город, не проливая при этом кровь. Всем вокруг было плохо, Ане же — плохо вдвойне: она знала, кто стоит за происходящим, и ничего не могла исправить.