Несчастья невских берегов. Из истории петербургских наводнений

А потом была война. Первая мировая, в самом начале которой Фридман снова круто и неожиданно для многих меняет свою судьбу. Он становится военным летчиком. В архиве ГГО хранится «Циркуляр № 24… Физик аэрологической обсерватории Александр Фридман зачислен в действующую армию добровольцем. Директор академик Б. Голицын». Более трех лет проводит на разных фронтах, в бурно развивающейся авиации. Летает разведчиком, наблюдателем, но чаще всего бомбит позиции противника. Награждается двумя Георгиевскими крестами и почетным Георгиевским оружием. Убеждается в необходимости метеорологии для авиации, теоретически решает задачу прицельного бомбометания, выводит уравнение падения бомбы, составляет таблицы сопротивления воздуха. В конце войны преподает в школе авиаторов, где читает курсы аэронавигации, прогнозов погоды, конструирования приборов.

Весной 1920 г. Фридман возвращается в Петроград, в ГФО и на преподавательскую работу. В 1922 г. издает книгу «Опыт гидромеханики сжимаемой жидкости», в которой уравнения движения преобразуются в «уравнение вихря», получившее имя Фридмана. В полной мере оно было оценено только через 30 лет, кода появились быстродействующие вычислительные машины и стало возможным выполнять прогнозы атмосферного давления на разных высотах и значительных пространствах. Александр Александрович был весьма озабочен неудачным предсказанием катастрофического наводнения 23 сентября 1924 г. в Ленинграде (380 см, до сих пор – второго по высоте в истории города) и сожалел, что его уравнения не могли быть реализованы из-за обилия вычислений. Таковы были интересы выдающегося ученого, простиравшиеся от частного атмосферного вихря до необозримых просторов Вселенной^[189]

Николай Евграфович Кочин поступил в ГФО в 1922 г. в математическое бюро на скромную должность вычислителя (вроде младшего техника…). А до того были обычная питерская начальная школа, перевод благодаря заметным, особенно математическим, способностям в гимназию, физмат университета, артиллерийская техническая школа, участие в подавлении кронштадтского «мятежа» – налаживал связь из Лисьего Носа со штурмовыми отрядами. Почти по Э. Багрицкому: «…нас бросала молодость на кронштадтский лед». Сохранилась выписка из отдела кадров ГФО: «Н.Е. Кочин нанят с 1 июля 1922 г. в 12-й разряд тарифной сетки… С 1 октября 1925 г. переведен в 14-й разряд. Жалование в месяц 33 рубля 81 копейка». А обед в рабочей столовой стоил около рубля… Работая в обсерватории, Кочин продолжал учебу в университете. Незаметного вычислителя не ограничивали прямыми обязанностями, и он, не без поддержки А. А. Фридмана, обратился к тайнам динамики атмосферы. Давно было замечено, что повседневная погода умеренных широт и петербургская, в частности, определяется чередованием циклонов и антициклонов – атмосферных вихрей. Преобразовав известные еще с XVIII в. уравнения движения жидкостей и газов, Кочин получил формулы для расчетов траекторий и скорости циклонов, а также других параметров. Результаты, опубликованные в 1923 г. в авторитетном немецком журнале, соответствовали наблюдениям, что означало возможность их применения в синоптической практике.

Однако и талантам-теоретикам нужны были кров и пища, не говоря уж о бумаге, карандашах и перьях. А с этим вначале 1920-х гг. в России, а в Петрограде особенно, было непросто. Провизия распределялась среди сотрудников ГФО по разнарядке: фунт мяса, кило муки, пол-литра постного масла на душу в месяц… Удивительно, но факт, хотя и трудно объяснимый: именно в 1920-е гг. совершалось становление советской науки. Возникали совершенно новые научные школы и институты, закладывались основы мощной технической базы страны. Всем известный пример и образец – петроградский Физтех. Молодые, веселые, талантливые люди полностью ушли в созидательную работу. Среди них был и Николай Евграфович Кочин. В короткие сроки он получил уникальные результаты в математике, механике, теоретической метеорологии. Стали классическими понятия «теорема Кочина», «функция Кочина». Вся его биография связана с нашим городом. И в последние годы своей короткой жизни, став академиком и проживая в Москве, он не порывал связи с Ленинградом, с университетом, с Главной геофизической обсерваторией.

Первая мировая бойня нарушила мировую метеорологическую службу. Сведения о погоде стали совершенно секретными. Безграничный воздушный океан разделили невидимыми границами. Доводы передовых ученых о неделимости погодных данных считались наивными непатриотическими. Науке и практике об атмосфере, морях и океанах был нанесен непоправимый ущерб. Но! – война способствовала развитию некоторых отраслей гидрометеорологии. Прежде всего – аэрологии, науки о верхних слоях атмосферы, в которой нуждалась стремительно развивавшаяся авиация. Первые ее опыты относятся к началу XIX в., в его последней четверти она утвердилась (полет Менделеева!), но становление аэрологии произошло в годы войны. А в период между двумя мировыми аэрология стала самостоятельной и важнейшей наукой.