Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

   — Моё почтение, атаман. Я ещё пущу кой-кому кровя за отчима, ей-ей, отомщу.

Все так и ахнули. Сенька подумал: продал Афонька, малолеток, дурачок, но атаман только глянул на него и грустно промолвил:

   — Пускай сперва молоко материно на губах обсохнет. Мститель, не таких обламывали... — И, недосказав, ушёл в шатёр.

А тем временем Косагов с атаманами разослал в степь разъезды, татарский вспомогательный отряд начали караулить. И те разъезды рыскали от устья Дона до устья Днепра.

Прошло более полумесяца, а татары всё не выступали. Казаки уже втихую посмеивались над Косаговым, а вспомогательного отряда всё не было.

Пришло лето. Третьего июня в стан прибыл вестовой атамана Корнея Яковлева с вестью, что отряд татар, чуть более шести тысяч человек, вышел из Перекопа и двинулся к Чигирину. Стан зашумел, заволновался, поднялся, собравшись в одночасье, и двинулся в степь навстречу.

Под вечер прибыли на рассчитанное Косаговым место. Травы много, а кормить лошадей нельзя, выеденные участки сразу будут заметны. Надо было укрыть казаков по балкам, а спрятать пятнадцать тысяч человек в степи не простое дело. Под утро четвёртого июня всё было готово.

Селим-ага вёл шесть тысяч конных татар к Чигирину. Хан приказал ему пробыть у Дорошенко до сентября, а затем вернуться в Крым. Ага был стар, двигаться не спешил, к тому же высланный вперёд разъезд долго не возвращался, заставляя Агу волноваться.

Трава поднялась в степи выше брюха коня, и татары увидели полевые пушки, когда раздался залп. Вслед за ним казаки дали залп из пищалей и аркебуз, кося сотни всадников и лошадей. Татары подались назад и наткнулись на вышедшего им в тыл отряд Фрола Минаева. Те в свою очередь дали залп. Затем дали сотни Корнея Яковлева. Казаки стреляли со всех сторон и, не терпя потерь, наносили сильный урон противнику. Тогда старик Селимага повёл татар в атаку, и, на его счастье, именно туда, где было чуть более сотни городовых казаков. Видя это, бывший в их рядах Сенька Стрельцов поднял сотню и ударил в лоб. Считанные минуты — и татары изрубили удерживающих их казаков, но именно этих минут хватило, чтобы остальные казачьи сотни со всех сторон налетели на втрое поредевший отряд Селимаги.

В Крым вернулось чуть более пяти сотен, чудом вырвавшихся и умчавшихся в степь, остальные нашли смерть от казачьих сабель.

Рано поутру шестнадцатого июня, в злате и парче, бояре собрались у государя в Грановитой палате с окольничими и думными дворянами. В сенях перед палатою были стольники, стряпчий, дворяне и думные дьяки, все также; в расшитых злотом и жемчугом платьях.

Государь велел князю Воротынскому принести с Казённого двора животворящий крест и бармы Мономаха. Вместе с Воротынским отправились бояре царевич Пётр Сибирский, князь Никита Одоевский, князь Василий Приимков-Ростовский и забрали бармы, крест, царский венец, скипетр и державу, отнесли на золотых блюдах, под пеленами, унизанными самоцветными каменьями, в Успенский собор и передали патриарху Иоакиму. В соборе устроено было против алтаря, близ задних столбов, высокое чертожное место, покрытое красным бархатом, с двенадцатью ступенями. На этом месте стоял царский трон резной слоновой и моржовой кости, также обитый бархатом и украшенный драгоценными каменьями, а по левую сторону от него кресло для патриарха. От ступеней до царских врат постлан был жёлтый бархат, отдающий более к золоту, для шествия царя, а для патриарха лазоревый.

Государь с красного крыльца прошествовал к собору. Перед ним шли думные дворяне, стольники, думные дьяки, стряпчие, дворяне. Протопоп с крестом в руке кропил перед государем путь святою водою. За ним следовали бояре, окольничие, а по сторонам шли поодаль солдатские и стрелецкие полковники. По правую и левую руку, от крыльца до самого собора, стояли ряды стрельцов. А круг Кремля солдатские полки барона Брюса и барона Монтгомери. По прибытии царя в храм начали ему петь многолетие. Он приложился к иконам, Спасовой ризе и мощам, и патриарх благословил его. Потом государь и патриарх сели на места свои. Глубокая тишина воцарилась в храме. Государь приподнялся, и следом встал патриарх. Фёдор поклонился патриарху и сказал, что он желает быть венчанным на царство по примеру предков его и по преданию и канонам святой восточной церкви. Патриарх спросил: «Аки веруешь и исповедуешь Отца и Сына и Святого Духа?» Государь сказал в ответ символы веры. Патриарх начал речь о великой сути православного царя на земле. После его речи Фёдора облекли в царские одежды. С налоев принесли животворящий крест патриарху, и он благословил им государя. Царский венец возложил на Фёдора, вручил скипетр и державу и посадил на царское место. Вновь запели многолетие. Патриарх, митрополиты, архиепископы, епископы и весь собор — все встали с мест своих, поклонились и поздравили государя. Затем бояре и все бывшие в церкви его поздравили, а патриарх сказал ему поучительное слово: