Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

«Божею милостью от великого государя, царя и великого князя Фёдора Алексеевича, всея Руси самодержавца. К вам обращаюсь я, ваш государь христианский милосердный, зачем вы, прикрываясь именем нашим, творите зло инородцам-калмыкам, разоряя их селения. Пусть они другой веры, но они верны нам, государю вашему, доказавши не однажды на многих ратях эту верность. Ради спасения душ ваших я отпускаю грехи ваши, во злобе сотворённые, но заклинаю Всевышним не творить более зла инородцам, а жить с ними в дружбе и мире. Ворочайтесь к домам своим и острите сабли ваши на недругов моих, а не на слуг государевых. Злом за зло воздавать не велю. Великий государь Фёдор Алексеевич».

Январь 1678 года злился неведомо на кого. Морозы стояли такие, что трещали даже заборы, а люд прятался по натопленным домам.

Сидел дома и Андрей Алмазов, бесясь от бессильной злобы. Он никак не мог подобраться к этому чёртовому маркизу. Человек был склизкий, как угорь в воде. Правда, пришла одна мысль, но она была слишком рискованная. Надо было посоветоваться с Василием Арбелиным, но выходить на мороз не хотелось. Однако пришлось, тем более в ночь стрельцы его сотни несли караул в Кремле.

Накинув шубу и шапку, Андрей вышел на двор, впряг возок и погнал к Новодевичьему монастырю. Мороз как будто обрадовался, есть кого схватить за лицо. Лошадь бежала шибко по пустым улицам, торговля стояла, даже разбойные люди попрятались по кабакам.

Подъехав к дому Арбелина, Андрей стал стучать в ворота. Лишь с третьего раза показался хозяин дома.

   — Кого Бог принёс? — послышался хриплый голос.

   — То Андрей Алмазов, Василий, открой, дело есть.

Створки ворот, заскрипев, разошлись. Холоп Арбелина увёл в конюшню лошадь, а Василий с Андреем ушли в дом.

   — Ну и мороз, я такого, почитай, с детства не помню, — тря щёки, произнёс Андрей. — В карауле сегодня дуба дашь.

Арбелин достал штоф с настойкой.

Андрею в этом доме всё было знакомо, он скинул шубу на лавку, присел к столу. Арбелин разлил настойку в две серебряные чарки: Выпили молча, перекрестив рот. Андрей пододвинулся ближе:

   — Мысль тута одна мозг занозила. Помнишь, ты поведал, аки ты у Воротынского слышал, как маркиз тот, с князьями беседуя, помянул вскользь, што они, объеди нясь, могут Милославскому противостояти. Вота из энтого и надо сделати бучу. Тебе надо пойтить к Милославскому и поведать ему о том пире. Мол, мучит совесть, што мерзкий иноземец уговаривал бояр объединитьси противу его, князя Милославского. Воротынские, Одоевские, Приимковы-Ростовские князю не по зубам, а вота маркиза ваше го он турнёт с Руси.

Теперь Арбелин пододвинулся ближе:

   — Ты думаешь, поверит?

Андрей разлил ещё по чарке.

   — Князь мнительный, так и мыслит, што все ему зла желают. А когда проверит и узнает, што энтот пир был и иноземец на нём присутствовал, он поверит, ещё как поверит.

Они вновь выпили.

   — Одоевский возглавляет Разбойный приказ, если до него дойдёт, меня запытают за клевету на бояр.

Андрей дёрнул головой:

   — Когда тебя начнут пытать, узнают и обо мне, а лишь затем о митрополите. И штоб от митрополита отделатьси, нас просто придушат в пытошной.

Арбелин опять наполнил чарки.

   — Значит, нужнова идить.

   — И еслива можно, прямо сегодня. Уж больно маркиз зажилси на Руси.

Ещё в конце декабря 1677 года в Константинополь было направлено русское посольство во главе с послом стольником Афанасием Поросуковым. Ему поручалось вручить султану грамоту, извещающую о вступлении на престол Фёдор Алексеевича, третьего царя, третьей династии. В грамоте была «укоризна» султану за посылку войска к Чигирину и напоминание царя «об исконной прежней дружбе».

Посольство попыталось предпринять поездку в Стамбул через Крым, куда оно явилось в начале января, где и было взято под стражу ханом Мурад-Гиреем и протомилось в неволе две недели, пока не вернулся корабль, посланный в Стамбул к визирю. На этот корабль посольство и погрузили, всё так же под охраной янычар. Поездка вдоль болгарского берега не заняла и двух дней.

Почти двое суток посольство на берег не спускали, а затем сопроводили под охраной в дом, в котором количество тараканов могло испугать и вечного нищеброда.