Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Царь был в гневе, и чем больше себя сдерживал, тем больше распалялся. Участь дочери была решена. Ей оставалась одна дорога — в монастырь. А вот что делать с Василием Голицыным? Род влиятельный, большой, более двадцати князей при дворе и на воеводствах. А этот вон какой прыткий, вот и послать его к Ромодановскому в войска, пусть там свою прыть показывает. Решение пришло, но по сравнению с оскорблением царского достоинства казалось мизерным, хотелось что-то ещё измыслить, чтобы другим неповадно было. Вот что, пусть соберёт, да на свой достаток, двести боевых холопов, с ними и отправляется. Порядком потратит свою казну, сразу попритихнет.

Под вечер окольничий князь Василий Голицын был вызван пред царёвы очи, в малую Золотую палату. Кроме царя в палате находился боярин князь Михаил Андреевич Голицын.

Царь с презрением посмотрел на бритое лицо князя Василия:

   — Мы своей волею повелеваем тебе, князю Василию, сыну боярина князя Василия Андреевича, собрать в течение четырёх месяцев двести боевых холопов и отбыть под руку воеводы боярина князя Григория Григорьевича Ромодановского-Стародубского и быть при нём до моего повеления. Дальнейшее в поведении и поступках твоих объяснит старший в роде твоём боярин князь Михаил Андреевич.

Оба князя Голицыных, пятясь, покинули малую Золотую палату.

   — Ну што, добился своего, — тихо зашептал Михаил Андреевич двоюродному брату. — Рази я тебе не предупреждал?

Князь Василий молчал, он был готов к худшему.

   — С Москвы съедешь и до отъезда в войско в Кремль ни ногой, — продолжал старший Голицын. — Даже не пытайся с царевной встретитьси али отписать ей, только хуже сделаешь. Об сыне да об нас подумай. Понял ли?

В этот день царевна Софья была объявлена послушницей Новодевичьего монастыря. Кто мог предположить, что постриг произойдёт лишь через четырнадцать лет.

С утра семнадцатого сентября с полевого дозора прискакали два казака с вестью, что по степи к Запорожью движутся донцы с калмыками «в силе большой» и при знамёнах и хоругвях. Эта новость застала Серко врасплох, он не ведал, чего ожидать и что предпринять.

Через час показалось воинство. Князь Черкасский вёл три с половиной тысячи донских казаков под предводительством атамана Фрола Минаева, пятьсот казаков городецких во главе с Трофимом Ермиловым, тысячу конных стрельцов с головой Лукошкиным, две тысячи калмыков с Мазин-мурзой да тысячу татар казанских.

Дружба донцов с запорожцами длилась уже дольше века и была скреплена совместно пролитой кровью, так что запорожцы, не ожидая решения атамана Серко, переправились с Хортицы на левый берег. Тем самым Серко был поставлен перед готовым решением круга, к полудню две тысячи запорожцев присоединились к войску Черкасского, и десятитысячное конное воинство двинулось к Перекопу, к вечеру преодолев более ста вёрст.

На рассвете восемнадцатого сентября у Перекопа с западной стороны причалила плоскодонная галера, на которой прибыл Азеф-Мурат-паша, попавший в немилость с сотней янычар. Его встречал глава татарской охраны Перекопа мурза Азвяк. Ворота были раскрыты, сонные татары с безразличием смотрели на сановитого турка, не давшего им выспаться. Но вдруг тишина была оглашена воем, гиканьем, свистом. Огромная конная лавина покрыла горизонт и в считанные мгновения оказалась у стен Перекопа. Одним из первых летел Трофим Ермилов, его жеребец храпел, остервенело водя глазами.

Азеф-Мурат-паша, считавший свою ссылку в Крым позором, выхватив ятаган, смело шагнул навстречу своей смерти. Ятаган сверкнул в лучах солнца, перерубая передние ноги коню, но Ермилов ещё успел рубануть пашу по голове и, падая, услышать хруст собственных шейных позвонков. Смерть наступила почти мгновенно.

Татары же, видя превосходство нападающих, большей своей массой отступили вглубь полуострова. Небольшие отряды татар разбегались в разные стороны, но противник этим не пользовался. Не имея определённых намерений, Черкасский двое суток бросался от селения к селению, не подходя к городам. Слух о христианском воинстве распространился по Крыму с неимоверной быстротой. К Черкасскому потянулись пленённые христиане: русские, поляки, армяне, последних было особенно много. Военный лагерь постепенно превращался в табор. Двадцать первого сентября князь вывел из Крыма воинство с примкнувшими к нему освобождёнными людьми. Две сотни Городецких казаков и две сотни донских прикрывали отступление. Андрей Алмазов возглавлял их.