Читаем Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич полностью

Фёдор был свободен. От думы ничего теперь не зависело, власть была в его руках, как в последнее десятилетие правления его отца. Правда, возле ног тёрлись сестра Софья с князем Василием Голицыным, но в противовес им он приблизил к власти своего постельничего, окольничего Языкова. Есть с кем стравить. Главное дело сейчас — договор с Турцией, с тех пор как вернулся из Крыма подьячий Телятев, от посла Тяпкина не было ни весточки. Может, он, царь, поспешил, взявшись руководить Посольским приказом? Мотнув головой, Фёдор решил пройтись до посольской избы, поговорить с кем-нибудь из дьяков. Рынды сопровождали его, сзади семенил братец Иван, с утра ходивший за ним словно привязанный.

Стрелец, стоявший у крыльца, при виде царя посторонился. Опираясь на посох, Фёдор поднялся по ступеням, вошёл вовнутрь. Сидя у окна, что-то писал новый подьячий, лицом очень знакомый и сразу вскочивший и поспешивший навстречу. Фёдор присмотрелся внимательней.

   — Откуда-то мене твой лик знаком? — любопытствуя, спросил он.

   — Ещё в отрочестве государь, когда были наследником, вместе с ныне покойным князем Воротынским на соколиной охоте, часовенка в лесу и стрелецкий сотник. — Речь Андрея Алмазова была сбивчивой.

Лицо государя просияло:

   — Часовенка ещё изнутри светилась.

Андрей закивал головой.

У Андрея вдруг появилось неожиданное желание исповедаться, он мрачно посмотрел на рынд, и, уловив его взгляд, Фёдор жестом отослал тех ближе к двери. И Андрея как прорвало. Он стал сбивчиво рассказывать царю обо всём: о любви к Алёне, Приказе тайных дел, о выборе царёвой невесты его отцом, о шведском посольстве, и поездках в Болгарию и Грузию, о боярине Матвееве — обо всём, умолчав только о царевне Татьяне Михайловне. Фёдор внимательно слушал. Он многое видел, многое знал. Но тут открывалось такое, что показывало всех, в том числе и его родных, совершенно с другой стороны. Выплывали такие тайны, от которых становилось жутко. Тайны государственные, церковные, семейные. Да, этот человек знал слишком много, и будь Фёдору побольше лет, за жизнь Андрея можно было бы не дать и полушки.

   — Аки ты живёшь со всем этим?

Сзади раздался придурковатый смех царевича Ивана. Оба как бы очнулись.

   — Да, только ликом царских кровей, — удручённо молвил Фёдор, — а умом расплачивается за грехи его породивших. — Помолчав, добавил: — Ты более в ту часовенку не ходишь?

   — Опоганила её сволота якая-то.

Фёдор отвернулся от брата:

   — Ты мене много такого поведал, о чёма я и не догадывался и што мене может помочь, а потому проси, чего хочешь.

Андрей с неподдельным страхом взглянул на государя:

   — Есть легенда, што когда князь Юрий Долгорукий стал наезжать в Москву, когда она ещё селом была, то местный волхв показал ему пещеру на княжем холме, где князь обнаружил залу с вырезанным распятием Спасителя и алтарь белого камня. Говорят, ему в той пещере открылось будущее. Лишь после того он велел на месте села поставить город. Если есть в том правда, хотел бы я посетить ту залу.

Царь смотрел на Андрея широко раскрыв глаза, затем медленно поманил двух рынд:

   — Найдите быстро боярина Богдана Матвеевича Хитрово.

Рынды кинулись исполнять волю государя. Вскоре Хитрово с почтением и заискиванием смотрел на государя.

   — Богдан Матвеевич, тут мене про подземную церковь, што под Кремлём, сказы сказывают. Говори истинно, ести такая?

Хитрово затряс головою:

   — Ход в неё знаю, но сам там не был, и отец ваш Алексей Михайлович в неё не спускалси. — Испугавшись, добавил: — Даже крысы туда не идут, боятси.

   — А мы вот ныне сойдём, — сказал царь жёстко.

Хитрово, помня участь Милославского, даже спорить не стал, сразу повёл в бывшие казематы Тайного приказа. Оттуда в подвалы, затем ниже — на первый ярус, к ходам, по которым вода в Кремль течёт. Далее на второй ярус, где в красном кирпиче ходы, построенные ещё при Иване Грозном, и далее — на третий ярус, где всё белым известняком уложено, то ли при Иване Красном, то ли ещё ранее. А далее пошёл ход прямо в земле, вернее, в сплошной глине, будто огромным червём прорытый. Стены ровные и почти круглые. Царевич Иван, испугавшись, прижался к Языкову. Факелы от недостатка воздуха едва горели, что делало всё вокруг ещё страшнее. Недостаток воздуха чувствовался и во время дыхания, казалось, воздух хотелось укусить. И вот когда стало казаться, что впереди только преисподняя, ход расширился и в свете факелов появилась известковая стена с узким проходом посередине. На стене кириллицей было что-то высечено. Фёдор подошёл ближе и стал читать:

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Династия в романах

Похожие книги

Оптимистка (ЛП)
Оптимистка (ЛП)

Секреты. Они есть у каждого. Большие и маленькие. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит. Жизнь Кейт Седжвик никак нельзя назвать обычной. Она пережила тяжелые испытания и трагедию, но не смотря на это сохранила веселость и жизнерадостность. (Вот почему лучший друг Гас называет ее Оптимисткой). Кейт - волевая, забавная, умная и музыкально одаренная девушка. Она никогда не верила в любовь. Поэтому, когда Кейт покидает Сан Диего для учебы в колледже, в маленьком городке Грант в Миннесоте, меньше всего она ожидает влюбиться в Келлера Бэнкса. Их тянет друг к другу. Но у обоих есть причины сопротивляться этому. У обоих есть секреты. Иногда раскрытие секретов исцеляет, А иногда губит.

Ким Холден , КНИГОЗАВИСИМЫЕ Группа , Холден Ким

Современные любовные романы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Романы
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза