Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

   — Я, аки законный православный царь, — разнёсся голос Фёдора над сводами палаты, — обязан следовати во всём закону и примеру Христа Вседержителя, заповедующего любовь и смирение, кое было ранее на Руси. Злокозненный плевосеятель и супостат, владыка преисподней, дьявол, видя от того славное ратоборство и христианским народам тишину и мирное устроение, а неприятелям христианским — озлобление и искоренение, всеял в незлобливые сердца славных ратоборцев местные случаи, и от тех случаев повелось, што сын держит место отца, хотя ни умом, ни стараниями к тому не пригоден, отчего и пошёл в прежние времена в ратных, посольских и всяких других делах разлад, происходила великая пагуба, а ратным людям от неприятеля великое умоление. Наша царская державная власть, рассмотря, аки вредит местничество благословенной любви, аки искореняет мир и братское соединение, а над неприятелем общий и пристойный промысел, аки разрушает усердие, особенно же то, аки мерзко и ненавистно оно всевидящему оку государя, желая, да божественный его промысел над нами, мира и благоустроения, своим всесильным повелением оное, разрушающее любовь, местничество изволим уничтожить и от такового злокознества разроняющее сердца в мирную и благословлённую любовь соединить. Однако я хочу слышать о том и ваше мнение. По-нынешнему ли выборных людей челобитью всем разрядам и чинам быть без мест али по-прежнему быть с местами?

Поднялся патриарх Иоаким, он давно ждал этого часа:

   — Аки от источника горчайшего, уся злая и Богу зело мерзкая и всем вашим царским делам ко вредительному происходило от того местничества. усё благое начинание, яко возрастающую пшеницу тернии сотниковы подавляло и до благополучного совершения к восприятию плодов благих не допускало, и не занят был делом род, егда со иным родом за оное местничество многовременные злобы имел, но и в едином роде таковое ж враждование и ненависть содеивались. И аще бы о всех тех противных случаях донести вашему царскому величеству, то б от тягости невмерной ваши царские уши понести сего не смогли. Я же со всем освящённым Собором не имею ничего против вашего решения, кроме достойной похвалы принесения великому вашему царскому намерению за премудрое ваше царское благоволение.

После речи патриарха царь обратился с тем же вопросом к боярам, окольничим и думным дворянам. От имени думы стал говорить боярин князь Никита Одоевский:

   — Мы согласны, штоб великий государь указал учинить по прошению святого патриарха и архиереев и выборных людей и всем им отныне во всех чинах быть без мест для того, што в прошлые годы во многих ратных, посольских и всяких других государственных делах чинились от тех случаев великие пакости, настроения, разрушения, неприятелям радования, а между ними, думными и ближними людьми, богопротивное дело — великие продолжительные вражды и несогласия.

После этого ответа государь велел принести разрядные книги и сказал:

   — Для совершенного искоренения и вечного забвения усех энтих просьб о случаях и записки о местах изволяетси предати огню, штоб злоба энта совершенно погибла и впредь не поминалась и соблазна бы и претыкания нихто никакого не имел. У кого ести дома разрядные книги, записки и записи, тот пусть присылает их в разряд, мы усё их повелим предати огню. И от сего времени повелеваем боярам нашим и окольничим, и думным, и ближним, и всяких чинов людям в Москве, в приказах и у расправных, и в полках у ратных, и у посольских и всегда у всяких дел быть всем между собою без мест, и впредь никому ни с кем никакими прежними случаями, то бишь местами, што занимали их отцы, не считатьси и никого не укоряти и никому ни над кем прежними заслугами не возносится.

На что подученные дворяне хором отвечали:

   — Да погибнет во огне оное богоненавистное, враждебное и любовь отгоняющее местничество и впредь да не воспомянется во веки веков!

В передних дворцовых сенях были поставлены большие железные противни, на них разложили разрядные книги, которые собирались со времён Юрия Даниловича Московского и его брата Ивана Калиты, более трёх с половиной веков, обложили берестой, и князь Владимир Долгоруков поджёг разрядные книги, и они запылали. Сундуки с книгами всё подносили и подносили. Когда государю дали знать, что книги зажжены, патриарх снова обратился к собравшимся:

   — Начатое и совершённое дело впредь соблюдайте крепко и нерушимо, а если хто теперь али впредь оному делу воспрекословит каким-нибудь образом, тот бойси тяжкого церковного запрещения, вплоть до отлучения и государевого гнева, аки преобидник царского повеления и презиратель нашего благословения. И я, святейший патриарх, проверю усё книги церковные, по монастырям древним, и те, в коих содержитси призыв к местничеству али к расколу, также будут сожжены.

Все присутствующие в один голос ответили:

   — Да будет так!