Несчастливой любви не бывает (сборник)

– Ну, ты даешь, – изумился папа. – Откуда что берется?

Коля не понял, чему удивился папа, а скоро и спать наступила пора идти.

Спал учитель, спали не помнящие зла мягкие молчаливые ученики.

– Завтра моя очередь в столовой у них дежурить, – прошептала мама Мила, с нежностью глядя на кажущегося совсем маленьким рядом с верным другом Винни сынишку. – Так я пораньше пойду, послушаю, что там за дела.

В пустом просторном коридоре Мила от одного только школьного запаха ощутила тревогу, сосущий страх. Чего она боялась все свои школьные года? Да вроде и нечего было бояться, а вот каждое утро сгибалась пополам от ноющей боли в животе, от какого-то нехорошего предчувствия. И так изо дня в день.

Из-за дверей с надписью «1-й «Б» раздавался пронзительный голос:

– Лушин, ты будешь отвечать или нет, что ж ты отмороженный-то такой? Как на перемене, так тебя одного и слышно. А сейчас? Спой, светик, не стыдись!

Лушин что-то тихо проговорил. Слова Мила не разобрала.

– Яснее говори! Что у тебя с дикцией? – донесся вопрос Виктории Анатольевны.

Лушин виновато молчал.

– Давай сюда дневник, я родителям напишу, чтобы они тебя к логопеду отвели! – послышалась команда. И мгновение спустя: – Лебедева! А ты что приготовила? Ну, говори! Та-ак! Читай теперь! Как ты читаешь? Возьми глаза в руки! Ты думаешь: заколки в волосы нацепила – ума уже не надо? Сколько раз тебе говорить: шевели мозговыми извилинами!

У Милы привычно заныл живот. Все было ясно. Захотелось скорее повернуться и уйти, но надо было дождаться перемены, чтобы помочь учительнице отвести малышей в столовую.

– Казаков! – услышала Мила свою фамилию и вздрогнула.

Коля внятно, ясным голоском сообщил, что прочитал книжку «Три толстяка» и что она очень интересная.

– А я что задавала читать? – вкрадчиво, но громогласно поинтересовалась Виктория Анатольевна.

– Сказку. А это как раз сказка! – обрадовался Коля.

– А какую я задавала сказку? Скажи нам, раз ты самый умный.

Раздался дружный смех. Все поняли суровую иронию учительницы. Коля молчал.

– Я русскую народную сказку задавала! Ты чем в прошлый раз слушал? Ушами или чем? Ладно, читай свой отрывок, раз уж принес, – смилостивилась она.

Коля принялся читать. Мила немножко успокоилась. С этим, к счастью, у Коли проблем не было. Сейчас он реабилитирует себя в глазах суровой наставницы.

Как из камня сделать пар,
Знает доктор наш Гаспар…

И тут раздался звонок. Мила отпрянула от двери и стала ждать, когда откроется дверь и можно будет войти в класс.

– Вы Казакова мама? – поинтересовалась молодая женщина с сердито нахмуренными бровями.

– Да. Здравствуйте! Как дела у Коли, Виктория Анатольевна? – льстивым уважительным голоском заговорила Мила.

– Да не очень наши дела. Невнимательный. Не ту книжку на урок принес.

– Извините, пожалуйста, – попросила Мила. – Я в следующий раз прослежу.

– И еще! Он читать не умеет. Я там ему в дневник записала, вы распишитесь.

Видно, в глазах Милы застыл немой вопрос. Учительница пояснила:

– Мы сейчас все по слогам читаем, а он лезет поперед батьки в пекло.

Вечером Мила говорила мужу:

– Увидишь, она за эти три года из них полных идиотов сделает. И хамов. Он же несчастный стал у нас, злой, раздраженный. А я-то думала: вырастет, в школу пойдет, станет нам полегче, повеселей. Сестричку ему хотели. Зачем еще одну несчастную в этот мир? Что же делать-то нам?

– Может, мне пойти поговорить с ней?

– О чем, о чем с ней говорить? – горестно повторяла Мила.

А в голове все вертелось: «Как из камня сделать пар…»

Пособие по уходу

Продолжался день. Хотя что такое зимний московский день? Вдох – выдох, и нету. Скрылся в темноте. День-невидимка. Изгнанник, преследуемый ночью…

Однако пока свет еще не удушен тьмой, следует принять решение. Затягивать ли эту пытку холодом, голодом и безнадежным осознанием нравственного и физического бессилия перед надвигающимся злом? Или добровольно устраниться? Но в этом случае душа будет обречена на муки вечные. Милосердие Господа безгранично, и испытания он посылает не зря. А что, если это не Он посылает испытания? Что, если Он устал смотреть на безобразия человеческие? Как это писал протопоп Аввакум? «Выпросил у Бога Сатана Русь светлую, дабы окропить ея кровью мученической…» Кажется, верно вспомнил. И хорошо, что вспомнил. Куда ему до протопопа! Тот выстоял до конца, ни в чем против себя не пошел. А тут – всерьез думать о смертном грехе, когда ничего еще не случилось такого, что нельзя было бы пережить. Ведь все пережил уже – и жив. Память не подводит. Мысль бьется, как прежде, заставляет забывать голод, работать, писать, осуществляться.