Несчастный рейс 1313 - Том первый

- Ну, вот так получилось. Нашей с тобой вины тут нет, а чтоб не тошнило... хочешь, тресни мне прикладом промеж глаз. Говорят, помогает пар стравить. Психоаналитики такого пациентам не предлагают, но средство действенное. На, держи, - он протянул ей прикладом вперед свой бесшумный автомат.

Из темноты на него посмотрели неестественно ясные девичьи глаза. Амико сидела на камнях, обняв себя за плечи, и походила на одну из печальных статуэток Эрнста Барлаха. Ее лицо было полно скорби, подобной той, что бывает у людей на похоронах. На щеках виднелись мокрые разводы, девушка шмыгнула носом и заговорила:

- П-при чем тут вы? Иван-сан, вы же ни при чем... Это все я... я... я...порченная.

- В смысле - я ни при чем? Это, знаешь, обидно даже слушать. Судьба нас свела, ну, как камешки в обвале. Катимся, тремся боками друг об дружку, только искры летят. Я трусь об вас, вы об меня... согласен, двусмысленно звучит. Но, выходит, мы уже не совсем чужие друг другу. Я отвечаю за все, что делаю, в том числе и с вами. Что же до порчи... глупости ты говоришь. За других говорить не стану, но вот я лично был бы горд и счастлив, если бы такая красивая, умная и благородная девушка, как ты, и в самом деле, а не в бреду, меня обнимала. Жаль, что в здравом уме и твердой памяти вы шарахаетесь.

- Ничего вы не понимаете, - всхлипнула заплаканная Амико. - Ничегошеньки. Вы хороший. Вы меня пальцем не тронули без разрешения. Дело во мне. Я всегда боялась, что мою... мою невинность заберет не тот человек. Я хранила себя, как должно быть. Но это все... все зря. Я ошибалась, Иван-сан. Чего стоит ожидание и постоянная оглядка на саму себя, если кто угодно может запросто отнять у тебя все? Однажды я бросила любимого человека, потому что он потерял лицо. Мне было... так больно. А потом меня просто взяли и использовали. Как вещь, как животное, как... И я не знаю, что я теперь такое. Неужели я, женщина, только на... это и гожусь? Чтобы мной пользовались? Неужели я сама этого хочу? Мне снилось... мне снилось, что тогда, в том доме, где все случилось, был не тот человек, а...

Внезапно девушка прервалась и затравленно посмотрела на свои голые колени.

- Я боюсь думать. Мне страшно, потому что я не понимаю. Иван-сан, что же мне делать?

- Многое я не понимаю, тут уж и к бабке не ходи, - кивнул Иван. - Но думается мне, что ты все же не права, что так убиваешься. Жизнь такая штука, вываливает на нас всяких гадостей... знаешь, хоть и не я точно могу представить, что чувствует девушка, но мне и самому довелось нахлебаться. Подрался как-то неудачно с численно превосходящим противником, так все кончилось сломанным носом, рукой и парой ребер, да еще и помочились на меня все не по-джентльменски. Обидно было, больно и противно, но куда деваться? Жизнь не кончилась, я пошел, записался на самбо, и порвал им всем потом сраки... пардон за мой французский. Тебе, конечно, пришлось еще хуже, но разве ты в чем-то виновата? Зачем доделывать то, что не сделали те мерзавцы? Жизнь продолжается. Ты вернешься домой и все забудешь.

- Вы добрый, Иван-сан. И наивный. Неужели вы думаете, что можно забыть первого мужчину? Особенно... особенно, если все вышло вот так? Это ведь не драка, это на всю жизнь. Почему так? За что? Неужели так и должно быть? Когда я проснулась и увидела вас, мне стало страшно. Вы не понимаете, каково отношение в моей стране к этому вопросу. Мы... мы подавляем желания, но потом они выплескиваются в самых уродливых формах. Вам ли не знать, если вы изучали нашу культуру и... анимацию, среди которой есть характерная. Для нас разврат - это грязь, мерзость, которая кроется где-то в темных углах сознания. По крайней мере, так всегда было для меня и моей семьи. А теперь грязь на мне, во мне. И минуту назад я вдруг почувствовала саму себя грязью.