Несчастный случай. Старые грехи

«Геленваген» Вальтера въехал во двор дома, указанного в смс-ке. Поискал место, где бы припарковаться, — тщетно, двор до отказа был забит автомобилями. Нельзя было не только поставить машину, а и пройти пешком. Разве что по бровке. Джип Вальтера загораживал выезд со двора, так что его невозможно было оставить и на минуту. Пришлось сдавать назад и парковаться на улице, где первое «окошко» появилось почти в конце квартала. Въехав передним колесом на бровку и подтянув «задок», Вальтер открыл дверцу и по щиколотку провалился в ледяную лужу.

А второй ногой вступил в раскисшую кучу собачьего дерьма.

Тут уже его терпение лопнуло, и он сорвался:

— Да что за день такой! Как не задался с утра, так и до вечера, что ли, будет?

Лавируя боком в мокрых ботинках между машинам, Вальтер вспомнил историю двадцатилетней давности.

Как-то раз в каком-то баре его познакомили с молодым американцем, который приехал в составе киносъемочной группы снимать что-то типа боевичка про русских. Америкос искал, где можно было затариться гашишем. По ходу дела его много расспрашивали об Америке, тогда еще очень далекой и мало освоенной братками. Помнится, Вальтер спросил его о самой большой проблеме в жизни американцев, на что гринго ответил, что самая большая проблема в Штатах — это парковка. Все присутствующие засмеялись, а Вальтер тогда еще сказал: «Нам бы ваши проблемы!» Вот так-то! Получите и распишитесь.

Добравшись до нужного дома, у последнего парадного Вальтер еще раз сверился с смс-кой и набрал код. Дверь открылась. По громкой связи слышались щелчки и треск, никакого живого голоса. Вальтер оглянулся на всякий случай и вошел.

«Неужто на старости лет стали с Князем врагами? Какую-такую карму не отработали? Что ж, недаром говорится: “У старых грехов — длинные тени!”» Перед глазами вновь возник котлован из 90-х, и за бетонной брылой, над которой вилось встревоженное пальбой воронье, тлеющий бычок.

16

В бильярдной Губа сам с собой катал шары, как это частенько делал и Вальтер, когда хотел успокоить нервы.

В центре стола лежал его мобильник, и Петр посылал каждый последующий шар так, чтобы тот прошел в миллиметре от телефона.

А проклятый телефон по-прежнему упорно молчал. Не считая пары смс-ок с рекламой, которая бесила Губу сегодня сильнее обычного, никаких сообщений не приходило ни от Вальтера, ни от кого другого. «Хотя кто мог бы набрать номер, если с Даней что-то, ни приведи Господь, случилось? Даже если кто-нибудь и мог, то, во всяком случае, не так скоро».

Губа играл без азарта. Просто, чтобы убить время. Так он сам себе мотивировал желание взяться за кий. И полчаса назад он впервые в жизни задумался: «Что же это за такое интересное выражение: «Убить время»? Разве можно убить время, которое само по факту убивает всех и вся каждую минуту? Его нельзя ни потрогать, ни попробовать на вкус. И не с чем сравнить. Оно бывает долгое, хотя правильней сказать, длинное, хоть обычно говоришь «Как долго», досадуя на задержки. Долго, когда ждешь кого-то нужного или, например, пришел встречать поезд, а тут объявляют, что поезд опаздывает на час. Тогда этот час кажется вечностью. Или провожаешь любимого человека и не хочешь с ним расставаться, бывало такое «на заре туманной юности», тогда ровно такой же час сжимался до минуты. А сейчас время остановилось. Стрелки на больших часах в зале совершенно не двигаются, будто приросли к циферблату».

Губа не задумываясь отдал бы жизнь за Вальтера. И даже больше, если такое вообще было возможно. То, через что им пришлось вместе пройти, никакими ценностями не измерить. Вальтер не раз вытаскивал Губу из таких передряг, что ни в сказке сказать, ни пером описать. А началось все в новогоднюю ночь, когда большая часть страны смотрела неизменную «Иронию судьбы».

Тогда, в девяностых, при разборках между криминальными группировками, раненный в плечо Губа валялся в окровавленном снегу. Все разбежались, когда услышали сирену, и только Вальтер взвалил Губу на плечи и протащил на себе пару километров до трассы. А ведь в него самого тогда запросто могли шмальнуть. И в больницу сам отвез, и сидел под операционной, и донором стал, и валялся рядом на койке, пока ему не сказали, что опасность миновала.

И самое интересное в этой рождественской истории — Губа на тот момент был членом вражеской группировки. Чем руководствовался тогда Вальтер, он и сам потом не мог объяснить. Знал, что должен спасти парня, как говорится, без вариантов.

Губа мог вспоминать и вспоминать.

Но запретил себе. «Рано. Будем на поминках терзать душу. А пока нужно быть в форме, по первому сигналу вернуть чертово время вспять и вспомнить навыки девяностых». Губа отставил кий, взял телефон и направился в кабинет Вальтера. Может быть, клетки почистить? Общаться с людьми ему сейчас было невмоготу.

Глядя, как чижик склонил на бок любопытную головку, Губа вспомнил фразу, которую сказал Вальтер, когда принес эту птичку от своего странного поставщика-птицелова:

«Бог полюбил птиц и создал деревья. Человек полюбил птиц и создал клетки».