Несерьёзные дети

— Да постригусь я! — обещает Иванов. — В монахи…

Все смеются.

«…=a²+2ab+b²… — пишет Антон. — Здравствуй, Света! Ты, наверное, меня не помнишь, вчера мы ехали вместе в автобусе, а потом я шел за тобой до дома. Меня зовут Антон…»

— Смирнов, к доске!

Антон не слышит — он пишет письмо в тетради по алгебре.

— Тошка! — пихает его Вовка. — Тебя вызывали.

— Смирнову не до алгебры! — печально констатирует учительница. — Что ему квадратные двучлены? Что ему экзамены?.. Ты чем там занимаешься, Смирнов?

Антон молчит.

— Ну-ну… Пиши уравнение!

Антон выходит к доске. «Когда я увидел тебя… — думает он, — мне захотелось…»

— Напиши нам формулу квадрата разности двух чисел, — говорит учительница.

«…мне захотелось все смотреть и смотреть на тебя…»

— А минус бэ в квадрате… — подсказывает Вовка.

«(A–B)², — пишет Антон. — …У тебя глаза такие грустные…»

— У кого глаза грустные? — потрясенно спрашивает учительница. — Ты что издеваешься?

Восьмой «В» рыдает от хохота.

— У меня глаза грустные, — говорит Антон. — В предчувствии экзамена… — и краснеет.

Но никто ничего не понял — все свято верят, что да, Антон издевается, вернее, шутит… Все в восторге! Антон сегодня — герой восьмого «В».

— Сядь, Смирнов! Два!

— А кто это — Света? — спрашивает Вовка и кивает на тетрадь.

— Не твое собачье дело, — огрызается Антон и до конца урока смотрит в окно, а на перемене дописывает решительно: «Я буду ждать тебя на мосту через канал… — он считает дни: завтра — пятница, письмо может не успеть, послезавтра у мамы день рождения, — …в воскресенье, в 12 часов дня, я буду ждать, приходи, надо поговорить… Антон».

Он мерз на мосту через канал два часа, радуясь и пугаясь каждой красной шапки. Но это были другие люди, а Света не пришла. Антон до вечера бродил по городу, замерз, устал и, вернувшись домой, нагрубил маме.

Мама заплакала.

Антон хотел снова уйти, громко хлопнув дверью, но потом притих, попросил прощения и бормотал: «Ну, мамочка! Я больше так не буду!» — и по-щенячьи тыкался носом маме в плечо.

Они помирились, счастливые, и весь вечер болтали о чем-то, Антон решил даже рассказать про Свету, но мама вдруг спросила с улыбкой, не влюбился ли он, и Антон рассердился и стал кричать, что нет, не влюбился, и что это его личное дело. И они опять поссорились…

Уроки он, конечно, сделать не успел.

— Не знаю, о чем вы думаете, — строго говорила директриса. — До экзаменов — три месяца! Потом одумаетесь, да поздно будет. Так на всю жизнь неучами и останетесь.

— Господи! — сказал Иванов громким шепотом. — Скорей бы на пенсию!

Восьмой «В» робко захихикал — сдерживало присутствие директора.

— Вот именно! — сверкнула директриса глазами. — Это ваша мечта! Какой-то непробиваемый инфантилизм! Какая-то духовная спячка! Вы взрослеть думаете? Вы собираетесь становиться серьезными?

Класс молчал.

— Акселераты! — загрустила директриса. — Рост — под потолок, а ума — как у первоклассников…

— Мы — такие… — согласился Иванов, но засмеяться никто не решился.

— Ну, давайте — по душам! — предложила директриса. — Вот сорвали вы сегодня урок…

— Мы не срывали!

— Одиннадцать человек не готовы к уроку — это не срыв?

— Так это же случайно!

— У вас такие «случайно» каждый день! Ну, а дальше-то как жить будете?

— Молча! — сказал Иванов.

— Замолчи! — приказала директриса. — Не выводи меня из себя! Ну, что вам от жизни надо? Вот тебе, например, Балуев?

Вовка пожал плечами.

— Во-первых, встань, когда с тобой старшие разговаривают!

— …по душам! — добавил Иванов.

Вовка встал.

— Ну, Балуев! Не знаешь?

— Нам бы — отдать по способностям, а получить по потребностям! — выкрикнул Иванов.

— Иванов! Выйди из класса!

— Вот и поговорили о смысле жизни! — сказал Иванов, выходя. — Очень было интересно…

— Ребята! Ну подумайте! — потребовала директриса. — Учение — ваше главное дело, ваша обязанность перед обществом! — И, уже глядя на Антона: — А не девочек по вечерам провожать, как кажется некоторым, фамилии которых я называть не буду…

— Можете назвать! — сказал Антон.

— Молодец! — сказала директриса.

— Что?

— Молодец, что сознался.

— Сознаются, когда виноваты, — зло ответил Антон. — А я ни в чем не виноват. Во всяком случае, перед вами…

— Что за тон? — возмутилась директриса. — Ты с кем разговариваешь — с подружкой своей? Встань!

Антон встал.

— Будьте добры не затрагивать больше эту тему, — сказал он.

— Да уж позволь мне самой решить, какие темы затрагивать, а какие — нет! — директриса покраснела и улыбнулась натянуто.

— Вам никогда не приходило в голову, — Антон сжал кулаки, — что вы ведете себя, как купцы?

— Кому это — вам?

— Вам — взрослым. Мы лоботрясы и лентяи, а ваше дело — наставлять нас на путь истинный… Да? А хотим мы или не хотим, чтоб нас наставляли — это не важно, да? Вы все знаете — что хорошо, что плохо. У вас — права, у нас — обязанности? — И, срываясь на крик: — Но ведь это же несправедливо! А мы тоже, если хотите знать, думаем о вас не очень радостно!

— Это что-то новое! — сказала директриса. — И что — все так думают?

В классе была тишина — не та, скучная и замкнутая, когда не хотят говорить, а упрямая и напряженная, когда думают, собираясь сказать.