Несгибаемый

Он целовал ее с такой мучительной неторопливостью, что от упоения у нее зашумело в ушах. Не переставая ласкать ее руками, Эрик незаметно сбросил с себя панталоны и пронзительно обнаженный опустился на неё, раздвигая бедром ее колени. Клэр замерла, вспомнив то удивительное мгновение единения, с которым он сливался с ней в первый раз. Она хотела этого, хотела так сильно, что заныло сердце. Ее тело так остро реагировало на его ласки, что она боялась не сдержаться и умереть от сладости, когда он снова не окажется в ней.

Милостиво отпустив ее губы, Эрик заглянул в ее затуманенные золотистые глаза, в которых видел отражение собственного желания. Осторожно опустившись на ней, он убрал с ее лица шелковистую прядь.

— Тебе не было больно в первый раз?

Едва понимая, о чем он говорит, Клэр попыталась сосредоточиться на его словах.

— Больно? — спросила она, нахмурившись.

Эрик порадовался тому, что смог любить ее, не причинив ей еще больше боли, но он чувствовал сопротивление ее тела в первый раз и почему-то боялся, что теперь, когда волнение немного стихло, боль может вернуться.

— Я буду осторожен, — шепнул он, медленно проникая в нее, чувствуя, как испарина на этот раз покрывает всю его спину от едва сдерживаемого желания, от оглушительной потребности в ней. — Если почувствуешь боль, скажи мне, и я тут же остановлюсь.

Клэр не могла понять, как он может еще что-то говорить, потрясенная пронзительностью этого момента. И снова часть его, неведомая и почти непонятная, стала заполнять ее, выдавливая из нее весь воздух. Замерев, Клэр принимала его, поражаясь тому, как легко и мягко он это делает, как ее тело с готовностью может позволить это. Плавное скольжение приносило ей такое острое упоение, что когда он оказался полностью в ней, Клэр беспомощно выгнулась и обхватила его голову дрожащими руками, боясь задохнуться от переполнявших ее ощущений.

— Я так сильно люблю тебя, — пробормотала она, едва дыша.

Прижавшись губами к ее подбородку, Эрик снова начал знакомый ритм, то полностью уходя назад, то приближаясь, так что внутри не оставалось ничего, кроме него. И в этом не было ни капельки боли, лишь до одури пронзительное наслаждение, на волнах которого они взбирались всё выше и выше. Чувственные движения и будоражащие ласки его рук творили с ней невероятные вещи, заставляя стремиться ему навстречу и желая большего. И она знала, что будет большее. И она шла за ним, готовая принять всё то, что он посчитает нужным дать ей. И давала в ответ то, что могло подарить ему такой же восторг, который кружил голову ей.

Она желала вновь испытать те головокружительные мгновения, когда внезапный взрыв отделяет душу от тела и на короткое мгновение не остаётся ничего, кроме стремительного полета, жара ее мужа и ослепительного света его любви, которая возродила ее и переменила жизнь так, что она никогда не будет прежней. Любовь, готовая на немыслимые жертвы, ставя ее сердце выше собственного, любовь, прошедшая невероятные испытания. Любовь, которая, в конце концов, досталась ей!

Убыстряя толчки, Эрик снова накрыл ее губы своими, боясь не вынести бесконечное удовольствие, какое дарила ему его ослепительная в своей страсти жена. Боже, он никогда не думал, что найдет подобное счастье, но это… Это превзошло все его ожидания, потому что никогда прежде он не купался в любви. Он почти захлебывался от ее любви, от той безграничной нежности, с которой она ласкала его плечи, спину, руки. Когда она, выдохнув снова его имя, прижала губы к его шее, к его кадыку, Эрик был уверен, что у него должно было остановиться сердце. Зарычав, он сжал ей ногу, заставляя согнуться в колени так, чтобы еще больше раскрыться ему, чтобы еще глубже проникнуть в нее. Он прижался к ней, доводя обоих до исступления, и когда она содрогнулась, сжав его бедрами и руками, он задрожал сам, шепча ее имя, пока его жизнь сливалась с ее жизнью так, что невозможно было понять, где заканчивается она и начинается он.

За это он был готов отдать сотни жизней, всё, что попросят, лишь бы никогда больше не испытать ужас того, что Клэр ушла из его жизни.

Долгие дни без сна сказались на нем. И на ней тоже. Истощенные, но безмерно счастливые, они крепко обняли друг друга, даже боясь дышать друг без друга. Эрик укрыл их одеялом. Свет в камине стал совсем слабым, но он видел сонное лицо своей жены. И снова подумал о том, что она самое красивое создание на всем белом свете. И она принадлежит ему. Без остатка.

Эрик был уверен, что она уснула, но в тишине комнаты раздался ее тихий, почти сонный голос:

— Кажется, теперь лазать по деревьям — не самое мое любимое занятие.

Он не смог сдержать улыбки. Чувствуя, как грудь наполняет бесконечная нежность к ней, Эрик прижался губами к ее лбу.

— И что же самое любимое теперь, жена моя?

Услышав его последние слова, она с такой сонной очаровательностью улыбнулась ему, что болезненно ёкнуло сердце.

— Теперь самое мое любимое занятие — любить тебя, муж мой.