Несгибаемый (СИ)

— Здесь так необычно и так умиротворённо, что каждый может найти себя, обрести свой дом, — произнесла Клэр, положив изящные руки на свои колени и сплетая вместе дрожащие пальцы. — И воздух… — Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох, а затем вновь взглянула вдаль на высокие кроны едва колышущихся под теплым ветром осин и сосен. — Он мне нравится. Он такой сладкий и приятный. Мне кажется, после него воздух в Лондоне, да и в любом другом месте должен показаться затхлым и ужасным.

— Да, — кивнул Эрик, наконец оторвав взгляд от божественного профиля своей красавицы жены. Беспокойно бившееся в груди сердце не помешало ему проследить за ее взглядом. — Недалеко отсюда находится город Дарем со своим знаменитым замком, который был воздвигнут сразу же после норманнского завоевания Англии в XI веке для защиты северных земель от шотландцев. Он стоит на скалистом утёсе над рекой Уир и с давних пор служит резиденцией епископа даремского. В начале XIV века епископ Бека построил в замке самый длинный парадный зал, который есть во всей Англии. Он длиной в 30 метров и украшен так богато и красиво, что никого не может оставить равнодушным к этому великолепию. — Эрик вдруг покачал головой. — Говорят, что там собираются построить университет. Не представляю, как можно будет учиться в месте, где обитает множество привидений.

Клэр улыбнулась, готовая вечность слушать его всевозможные рассказы об истории страны и местной архитектуре. Но она вышла сюда не для этого.

— И часто ты бываешь в городе?

Эрик вновь медленно покачал голову, не отводя взгляд от поросших вереском холмов.

— Нет, я предпочитаю оставаться здесь, дома.

Тоска в его голосе заставила сердце на мгновение сжаться от боли. Боль от того, что он бы вероятно не вернулся сюда. Если бы не ее просьба.

— И ты всю жизнь жил здесь? Никогда не уезжал отсюда?

— Только в университет, когда мне было девятнадцать. В тот год родители перебрались, наконец, в Гемпшир, оставив дом на мое попечение. Я даже отказался от поездки в Европу для завершения образования, потому что не мог дождаться мгновения, когда снова вернусь домой. — Подняв руку, он указал вдаль. — Там, за высокими вязами, буками и каштанами простираются изумрудные холмы и поляны, покрытые россыпью ярких нарциссов, лютиков и колокольчиков. Могучие несгибаемые дубы скрывают от посторонних взглядов равнины и возвышенности, которые принимают на себя дуновение сильных ветров с Северного моря, не позволяя тревожить хрупкие ростки цветов. А когда светит солнце, яркая поляна превращается в волшебное видение.

Клэр не нужен был такой подробный рассказ, чтобы влюбиться в эти места, но его слова заставили ее испытать сильнейшее желание увидеть всю эту красоту. И Эрик… Он не просто любил, он обожал свой дом, свои владения и всё то, что прилегало к нему. Ему нужно было вернуться сюда еще и потому, что долгое отсутствие усилило его чувство тоски и потребности в том, откуда он черпал свои силы.

Горечь оттого, что эти места навсегда исчезнут из ее жизни, если она ничего не предпримет, вырвалась из горла хриплым шепотом:

— Ты скажешь мне когда-нибудь, почему не любишь музыку?

Эрик даже повернулся к ней от этого неожиданного вопроса.

— Не люблю? — голос его прозвучал спокойно, ровно. Теперь, говоря о музыке он не испытывал прежних неприятных ощущений, потому что она смыла с его души и эти жуткие воспоминания. — Я люблю твою музыку.

С трудом дыша, Клэр заглянула ему в глаза. В свете луны его серо-голубые глаза мерцали пугающей нежностью и чем-то еще, что таилось в их глубинах. То, что Клэр силилась понять, но не могла.

Она действительно не могла уснуть. И не могла долго находиться в комнате, где стоял подаренный им рояль. Рояль, при виде которого у нее ныло сердце. Потребность вновь увидеть Эрика после всего, что произошло, овладела ею настолько, что она тут же бросилась на его поиски. У нее ведь осталось так мало времени. Так мало шансов заслужить, завоевать его любовь.

Никогда прежде она не делала ничего подобного, и даже понятия не имела о том, с чего начинать. Прежде завоёвывать приходили ее сердце, а не наоборот. Она даже не знала, что принято говорить мужчине, чтобы заставить его поверить в искренность своих чувств и его исключительное значение в ее жизни. У нее было слишком мало времени и почти никакого опыта, чтобы придумывать что-то. Но и ошибиться она не могла, потому что малейшая ошибка могла стоить ей всей жизни. Балансируя на грани отчаяния, она, тем не менее, признала, что только правдой могла бы хоть чего-то добиться.

Но захочет ли Эрик принять правду, принять ее любовь? Сможет когда-нибудь хоть немного полюбить ее? Хоть чуть-чуть? Ей бы этого было достаточно, достаточно, чтобы искупать его самого в той любви, которая обуревала ее.

Не в силах больше сдерживать себя, Клэр просунула руку ему под локоть и, обхватив его, осторожно прижалась к его здоровому плечу.

— Спасибо.

Эрик не мог дышать, когда увидел, как она опускает голову ему на плечо и прижиматься к нему. Он с трудом поборол желание погладить ее по щеке.