Она так и не договорила, пугая его своей молчаливостью. Снова с ней что-то происходило, он мог поклясться в этом. Эрик был напуган, но не знал, что ему делать. Поглаживая ее дрожавшие плечи, он старался успокоить ее и вместе с тем успокоиться самому. Туман от желания рассеялся, а потом он услышал ее тихий, тоненький голос, который заглушала материя его сюртука.
— Я всегда чувствую твоё сердце, когда ты обнимаешь меня так.
Замерев, Эрик отпустил голову и зарылся лицом в пахнущие обожаемыми ландышами волосы.
— Клэр…
Боже, сейчас он был готов отдать всё на свете, чтобы избавиться от этой агонии и оставить в своей жизни Клэр, но… ему казалось, что он никогда не найдет способ, чтобы удержать ее.
Она продолжала дрожать, но постепенно дрожь стихла. Всё вокруг снова замерло в безмолвии ночи, но теперь это не имело никакого значения.
Эрик совершил ужасную ошибку, привязавшись к ней и позволив своей любви не просто вырваться из сердца, но и поглотить его целиком. Любовь, которая на мгновение ослепила его, заставила позабыть о самом главном. Позабыть о сердце Клэр, которое было отдано другому. С которым он так бессовестно играл, даже когда обещал доставить ее до места, где она будет счастливой.
Но даже эти размышления не удержали его от того, чтобы не задаться мучительным вопросом: а выбрала бы она его, если бы не тот другой? Если бы не было нужды в выборе, пожелала бы она связать свою жизнь с ним?
Но теперь он никогда не узнает ответы на свои вопросы, потому что ему стало казаться, что ее терзают страхи от того, что она целует его, любя другого. Страх и раскаяние…
Когда-то Эрик боялся, что она будет благодарна ему за то, что он приведёт ее к своему истинному возлюбленному. А теперь… теперь он понимал, что тот страх был ничто по сравнению с тем, что ждало его впереди. Эрик леденел при мысли о том, что, когда Клэр увидит своего… того другого, она навсегда забудет его, Эрика, и всё то, что было между ними за время, что они были вместе, развеется, как утренняя дымка.
И разве он мог винить ее за это? Мог требовать того, что никогда не принадлежало ему?
Клэр внезапно пошевелилась в его руках. Эрик замер, выпрямился и… и развёл руки в сторону! Потому что знал, что должен отпустить ее. Как бы ни любил. Как бы отчаянно ни желал прижать к себе, Эрик знал, что не может себе этого позволить. Она была вольна уйти тогда, когда пожелает.
Ей так много нужно было сказать, и едва она заговорила, едва посмев признаться ему во всем, он так неожиданно отпустил ее, что Клэр чуть не вывалилась из его объятий. Недоумевая, Клэр медленно подняла голову и тут же столкнулась с холодным блеском его серо-голубых глаз и каменным выражением лица. Он взирал на нее так, будто ее несмелое признание, с которого она хотела начать, уже начало разрушать то, к чему она с таким отчаянием стремилась. Что не было ему нужно. Будто не он минуту назад целовал ее так, что не мог даже дышать.
Резкая перемена ошеломила, а потом ввергла в такую пучину отчаяния, что Клэр стала задыхаться.
Боже, если одно невинное признание заставило его перемениться в лице настолько, что она с трудом узнавала своего нежного, страстного Эрика, что ж он скажет, когда она поведает ему о своей любви? Он разочаруется в ней навсегда? Поймет, что ее непостоянное сердце не заслуживает внимания?
Момент был упущен, и если до этого она могла хоть что-то сказать ему, теперь об этом не могло быть и речи.
Бледные звезды и округлая луна взирали на нее со смесью непонимания и сострадания, давая понять, что ей не следует ждать помощи. Помощи не будет, вероятно, потому, что она не заслужила этого, навечно разрушив жизнь Эрика.
Даже после всего, что произошло между ними.
«Смогу я когда-нибудь понять тебя, любовь моя?» — подумала Клэр, проглотив ком в горле.
Осторожно высвободившись из его теплых, уютных объятий, которые он больше не предлагал ей, Клэр медленно встала, не представляя, как ей уйти. Она должна была вернуться в дом, и всё же, глядя на застывшее суровое лицо Эрика, Клэр вновь почувствовала леденящий душу ужас, который охватывал ее, не оставляя места ни для чего. Неужели, всё таки закончится?
— Спокойной ночи, — произнес Эрик отрешенным, почти чужим голосом.
Голосом, который разбил ей сердце.
Прижав руку к груди, она быстро отвернулась от него и судорожно молвила:
— И тебе… спокойной ночи.
Боже, она совершила непоправимую ошибку, решив открыться ему сейчас! Но теперь у нее не было возможности забрать свои слова обратно. Она и не хотела этого, вот только даже не подозревала о том, что ее слова так сокрушительно подействуют на него. Навсегда разрушат то, что она так отчаянно стремилась обрести.