НЕшедевры

– Кто такой Тони?

– Мальчик, который живет у меня во рту.

Из фильма «Сияние»

У меня есть любимое кино. Его показывают в моей голове. Оно про нас с Мальчиком. В кадре – остроумные диалоги, любимая музыка и то, до чего техника еще не дошла – запахи. Мальчик в моей голове внешне почти как настоящий, только глаза зеленее. Если уж взялась сравнивать с оригиналом, то, по-честному, в кино он преувеличен не только в цвете глаз. Ну и что, мне так больше нравится.

Если сложить все дни, в которые солнце приходит в наш город, то получится месяца два. В-основном, здесь туманы. Из-за них глаза у людей не синие и не зеленые, а серые. Когда мы встречаемся с Оригиналом в сером городе, мы оба раздраженные и усталые. Решаем поговорить, и через три фразы натыкаемся на тупиковое слово «ясно».

Я стесняюсь своих дрожащих коленей, нервных рук и скорее бегу к своему Мальчику. Включаю музыку (иначе не появится) и отключаю мир вокруг (иначе в фильме не появлюсь я). Во вчерашней серии мы ездили по южному городу в автомобиле с открытым верхом, пили южное вино, дышали южной ночью и друг другом. А сегодня Мальчик будет играть мне на гитаре. Мы снова обойдемся без разговоров.

Если это шизофрения, то лечить меня не надо. Если исчезнет Мальчик, исчезнет половина меня.

Кухня

Есть такие разговоры, которые случаются только по ночам на кухне. Мы становимся тихие, честные, обнажённые.

Я в третий раз ставлю чайник, ты крошишь в руках печенье. Пальцы напрягаются добела – расслабляются, перебирая крошку – рисуют крошкой кружочки. Напрягаются – расслабляются – рисуют.

– Был один из таких дней, когда я устала бежать, улыбаться и быть умницей. Я вышла на улицу и не знала, куда идти. Пошла бы к маме, но мама далеко. Тогда я ему позвонила, и он приехал. Мы ездили по ночному городу, ели гамбургеры под разговоры о Феллини. Ну, как у нас обычно бывает. Он вытирал мне соус с носа, и я смеялась. А потом мы стояли на набережной и смотрели на огоньки. Было так красиво, но я закрыла глаза. Чтобы запомнить, как я чувствую эту тишину, из которой не хочется выбираться.

Общагу закрыли, и он взял меня к себе до утра. Укутал во что-то мягкое, лег рядом. Я снова старалась запомнить, как его пальцы, теплые и шершавые, касаются моего локтя. Я потянулась ближе к его аромату, а он вдруг стал какой-то застывший, встал и ушел.

Мне хотелось выбежать вон тут же, хлопнуть дверью, рыдать, вернуться, щипать его или кусаться, кричать, что он мне нужен и не может оставлять меня одну даже минуту, а уж тем более на ночь. Но я укусила подушку, подобрала внутри себя наиболее расслабленную и оптимистичную интонацию и пошла за ним. Сказала, что всё понимаю, что всё окей, что мне нравится с ним дружить. Мол, не переживай, бро, я – не очередная истеричка, которая будет висеть у тебя на шее и говорить «я не могу без тебя», делая трагичные глаза. Он улыбнулся виновато, мы скрепили свой дружеский союз кулачками, и чтобы исчерпать конфуз окончательно, я стала жарить нам яичницу…

Выключаю нервно свистящий чайник, сажусь напротив:

– Ты сказала «я же всё понимаю». Что ты понимаешь?

– А ни черта…

– Знаешь, раньше я бы посчитала, что ты всё сделала правильно. Но теперь мне кажется, что надо говорить мужчине «я не могу без тебя». Мужчина идёт туда, где он нужен. И чувствует себя лишним там, где гордо справляются без него.

Молчим. Я снова забываю налить чай, но беру печенье, и мои пальцы напрягаются добела…

Рок

Осенью 1989 года моя мама была на концерте Цоя. В качестве концертного зала выступал какой-то амбар, сцена была сколочена из досок, а на сцене – только микрофон, гитара и человек с высоко поднятым подбородком. Почти пять часов этот человек держал внимание сотен людей. Перед тем, как исполнить песню, рассказывал, что происходило в его жизни, прежде чем песня появилась. Он говорил тихо, и тем внимательнее его слушали. Потом возвращались на последней электричке метро, и мама уснула на коленях друга, повторяя в голове по кругу: «Я сажаю алюминиевые огурцы а-а на брезентовом поле…» Меньше чем через год Цой погиб и навсегда остался жив.

Вообще я не мечтаю повернуть время вспять, никогда не говорю, вздыхая, «а вот раньше были времена», но многое отдала бы за то, чтобы стоять тогда рядом с мамой в амбаре. Я вспоминаю об этом всякий раз, когда встаю перед выбором: еда/одежда/сон или впечатления.

Мы были студентами, и в самый разгар сессии бросали учебники, наскребали денег и ехали на фестиваль «Рок над Волгой», чтобы живьем послушать Чайф, Сплин, Бутусова, КиШ, Кипелова, спеть «Smoke On The Волга» c Deep Purple. Танцевали (стояли, лежали) под палящим солнцем без еды двенадцать часов, в пыли и грязи, и были счастливы абсолютно.