Нешкольный дневник

Собеседование. Тестирование. Удивлена. А в анкете даже были вопросы типа: «Чем отличается хокку от танки?» (естественно, танка — не металлическая громада на гусеницах, а жанр японской поэзии) — или: «Кто был последним председателем КГБ?» У меня тогда в мозгу не укладывалось, какое отношение имел последний председатель КГБ к конторе Ильнары Максимовны, или, например, как могли пригодиться путане знания об английской премьер-лиге по футболу, но я старательно — точнее, оцепенело-механически, плохо гнущимися пальцами вырисовывала буквы в соответствующих строчках анкеты. Время от времени с глухой иронией сознавала, что такой интеллектуальной встряски у меня не было со времен последних летних экзаменов в лицее. Медосмотр с упором на психиатрию и гинекологию тоже не вывел меня из опасного равновесия, и вообще. Не понимаю. Вокруг все время крутился какой-то смутно знакомый человек, и только через несколько дней я вспомнила, кто это (перечеркнуто с особым ожесточением. — Изд.) Гриша, который убил Степанцова. Когда я вспомнила, дико захотелось слить их ментам, но правильно, что не стала бултыхаться в этих помоях.

А потом я познакомилась с Ромой. Как сегодня, когда видела его с этим жирным ублюдком, который поволок его куда-то к себе на виллу, за город. На «мерине», как полагается.

Он был почти такой же, как сегодня. Улыбка, движения, манеры. Полуулыбка, белые зубы. Сейчас-то половина вставных — издержки ПРОшлого и ПРОфессии. Он меня проверял на профпригодность. Проще говоря — совершая контрольный трах. Потому что, как оказалось, обслуживать мне пришлось преимущественно жирных чиновников из правительства и облдумы… им нравятся маленькие мальчики и девочки. После тяжелого трудового дня, то бишь двух изнурительнейших совещаний в день, по десять минут каждое, требуется что-нибудь этакое.

Роман тогда учился в институте на первом курсе. Семнадцать или восемнадцать лет было пацану тогда, но мастер спорта по водному поло — по нему это было видно. Плечи, грудь, все как у взрослого, сформировавшегося мужика. Лучше. Он мне рассказал про пятидневный инструктаж, он же испытательный срок Гр-не менты, простите за НАТУРАЛИЗМ, в НАТУРЕ <нрзб> он мне рассказал про эти все пять дней, что со мной будет, и, пока его язык работал, руки тоже не бездействовали: он медленно стянул с меня платье уверенными, плавными, хищными движениями, скользя пальцами по плечам, по бедрам, по груди. Снял с меня все, кроме нижнего белья, ухмыльнулся, просто сказал:

— Последний тест.

— Ты что, меня трахать будешь?

— Буду. Только ты ничего не думай и расслабься. Откровенно говоря, — Рома запустил гибкие пальцы в мои трусики, второй рукой снимая и лифчик, — откровенно говоря, я с большим удовольствием, скажем, поговорил бы с тобой о творчестве французских символистов. Если, конечно, ты имеешь о них представление. А так., так придется заняться другим. Но нет… я тебя не так, как другие. Я тебя не дрючу, а дегустирую. Понимаешь? Я, можно сказать, эксперт. Сомелье, благородный шевалье, винные токи. Коньяк «Камю».

Последнее он сказал с тем парижским прононсом, которого тщетно пытались добиться учителя от половины моего «французского» класса в лицее. Кажется, он «голубой», подумала я. Похоже.

Он стянул с меня белье, самый свежий подарок Костика, а потом заставил походить вокруг себя и при этом, плавно выгибаясь, принимать различные позы. Как в подводной лодке: не доходило. Я выполняла все с механическим равнодушием: у «мамы» тяпнула «Хеннесси». Потом он сам разделся, манерно, тягуче, я с отвращением решила, что все мужики козлы и уроды, а как только увидишь более или менее красивого мужика, так он оказывается педерастом.

Поволок на кровать. Широкую кровать, она почему-то вызвала у меня терпкий и теплый ком в горле, и — о нашем палисаде под окном, где растут молодые вязы. Да.

Он проводил рукой от колена до бедра, а потом сполз вниз и коснулся языком внутренней поверхности моего бедра, — и начал подниматься… я вздрогнула всем телом, когда он вошел в меня, но не тем, чем это делал Костик, Веня Корженевич, Миша, а — языком. Я еще не знала, только в теории: кажется, это называется куннилингус, всплыл замысловатый термин, отдающий солоноватостью и стелющийся глубоким дыханием… а потом в низу живота вспыхнуло и заворочалось что-то выламывающее все тело, посылающее сладкие конвульсии в немеющие руки и независимо от сознания раскидывающиеся в стороны ноги. Я ведь не хотела, чтобы мне было хорошо, — но это пришло против воли. А потом Роман вскинул голову <перечеркнуто> рванул меня на себя так, что моя голова рванулась назад. Он поднялся в полный рост на кровати, сунул мне в лицо свой внушительный член, который хоть и принадлежит педерасту, но тем не менее реагирует на меня как у нормального мужчины. Впрочем, откуда мне знать про нормальных, если их нет и не было для меня, потому что нет вообще.