— Тебе пришло сообщение, — заорал он, размахивая её телефоном. — От какого-то Юхана, который по тебе скучает и шлёт поцелуи. Кто, твою мать, этот Юхан?!
— Подожди, я тебе всё объясню, — взмолилась она и присела на край стула напротив Улле.
Открылась дверь, и Сара крикнула с порога:
— Мама, мама! У меня варежки промокли! Можно мне другие?
— Сейчас дам.
Эмма вышла в коридор, трясущимися руками нашла сухие варежки и отдала дочке:
— Держи, малышка, иди поиграй с Филипом. Маме с папой надо поговорить. Поиграйте пока на улице. Я вас сама позову, хорошо?
Она поцеловала девочку в щёчку и вернулась к мужу на кухню.
— Я хотела всё тебе рассказать, но мне было трудно, — начала она, умоляюще глядя на него. — Я какое-то время встречаюсь с ним, но я в полной растерянности, не могу разобраться в своих чувствах.
— Ты что несёшь?!
Слова жгли, словно огонь. Она видела, что Улле едва сдерживается. Не решалась посмотреть ему в глаза.
— Это неправда, просто невероятно! — Он встал из-за стола, подошёл к ней, сжимая в руке мобильник. — Что, твою мать, происходит? Кто он такой?
— Он брал у меня интервью после убийства Хелены. Журналист с телевидения, Юхан Берг, — тихо ответила она.
Улле со всей силы швырнул мобильник об пол. От удара телефон разлетелся на куски. Улле повернулся к жене:
— Ты с ним встречаешься всё это время? За моей спиной? Несколько месяцев?
Лицо исказилось от ярости, он склонился над ней.
— Да, — тихо произнесла она. — Дай мне объяснить. Мы не всё это время встречались.
— Объяснить?! — заорал он. — Объяснять будешь адвокату! Убирайся! Вон отсюда!
Он схватил её за плечо и выволок из-за стола.
— Убирайся отсюда, тебе здесь больше делать нечего! Вали, глаза бы не глядели! Катись, чтоб духу твоего здесь не было! Никогда! Слышишь, никогда!
Дети услышали крики и прибежали в дом. Сначала они испуганно стояли в дверях, а потом оба хором заревели. Но Улле было всё равно. Он вытолкал Эмму за порог в одних носках и швырнул ей вслед куртку и сапоги.
— Вот, забирай, а машину не получишь! — крикнул он и, забрав у неё ключи, хлопнул дверью.
Эмма кое-как надела сапоги и куртку. Дверь открылась ещё раз, и оттуда вылетела её сумочка.
Холодно. На улице ни души.
Всё кончено! Эмма посмотрела на дверь. Сумочка упала, содержимое высыпалось на порог и лестницу. Эмма стала механически собирать вещи. Она была так потрясена, что не могла плакать. Дошла до калитки, вышла на улицу и почему-то свернула направо. Соседи, жившие через два дома, болтая и смеясь, сели в машину и уехали. Соседка помахала Эмме рукой, но та даже не заметила.
Внутри было пусто, её словно парализовало. Лицо застыло. Что же она такое натворила? Куда ей идти? Теперь ей не вернуться в свой собственный дом.
На стадионе перед школой никого не было. Дул северный ветер. Она посмотрела на шоссе, где изредка проезжали машины.
А как ходят автобусы в город по воскресеньям? Раньше она никогда этим не интересовалась.
Понедельник, 26 ноября
В сауне было около восьмидесяти градусов. Кнутас зачерпнул деревянным ковшом воды, плеснул на раскалённые камни, и температура снова поползла вверх.
Они проплыли полторы тысячи метров и были крайне довольны собой. Раз в неделю Кнутас и Лейф старались вместе сходить в бассейн, по крайней мере зимой. Кнутас посещал бассейн «Солбергабадет» довольно регулярно. Вообще-то, ему нравилось бывать здесь одному. Он проплывал стометровку за стометровкой, и мысли постепенно прояснялись. Однако для друзей это был ещё и повод пообщаться. Приходилось мириться с тем, что знакомые дразнили их за совместные походы в бассейн, в основном женщины. Они считали, что мужчины должны вместе играть в теннис, гольф или боулинг.
Сидя в парилке, они болтали о том, о сём или просто молча наслаждались жаром. Вот этим и хороша настоящая дружба, считал Кнутас. Ему не нравились люди, у которых рот вообще не закрывается даже тогда, когда и сказать-то нечего.
Кнутас рассказал об истерике, которую Лине закатила в день рождения, чем от души повеселил Лейфа. Кто ж их поймёт, этих женщин? — пришли к выводу друзья.
Их сыновья были одногодки, поэтому они стали обсуждать проблемы переходного возраста. Мальчики учились в одном классе, недавно Лейф застукал их, когда они втихаря курили. Набрали окурков и стали курить, а сын Лейфа, который, к ужасу родителей, отпустил длинные волосы, ещё и подпалил кудри.
Они говорили о том, как мучительно приближение старости, о появившихся животах, дряблых мышцах, седых волосах на груди. Кнутас нечасто задумывался о старости и смерти, но иногда он чувствовал, как жизнь словно утекает между пальцами, и задавался вопросом, сколько ему осталось. Он становится всё старше, силы уходят, начинают одолевать болезни. Сколько ещё времени он будет в состоянии получать удовольствие от жизни? До шестидесяти пяти, семидесяти или даже до восьмидесяти? Когда он думал об этом, его сразу начинала мучить совесть из-за курения. В основном он посасывал трубку, даже не раскуривая, возился с ней как с игрушкой, а курил всего несколько раз в день.