Несколько капель перед сном (сборник)

Поначалу она и здесь занималась танцевальным кружком, но потом семейная жизнь её закрутила: один ребёнок, второй, третий… За эти десять лет жизни она многое пережила, не ладила со своими родителями… Но она всегда знала главное: за своим Володенькой она – как за каменной стеной, которую он сумел выстроить вокруг неё и защищал её от всех невзгод.

Мне было и радостно, и несколько больно слушать её, и щемило сердце, пока она рассказывала, что Володенька – именно тот, кто ради неё и живёт. Рядом с ним она поняла, что жизнь складывается не из красивых слов, букетов цветов и дорогих подарков. Главное – чтобы рядом была опора, и тогда можно всё преодолеть. И теперь она и не представляет себе другой жизни, без Володи, которого она бесконечно любит и которому благодарна за то, как у них всё хорошо складывается.

…С того вечера прошло немало лет. А я всё не перестаю думать о том, что мир жив только потому, что есть такие семьи, как та, которую создал и охраняет Вовчик. Семьи крепкие, которые идут по жизни, презрев трудности, вместе преодолевая любые невзгоды. Они живут счастливо и даже не представляют, как можно жить иначе.

И я вспоминаю слова Надежды, которая сказала, что, когда муж уходит на работу, она грустит без него весь день, и ей не хватает его.

Вот таков он оказался, не Вовчик, а Владимир Петрович Еремеев, Маленький Человек с большой буквы, глава семейства, отец, муж, оплот семьи, на котором держится весь мир.

Один день из жизни Виктора Ивановича

В защиту Александра Исаевича Солженицына

«Он не скрывал высоких дум,
Гонимый тьмою в круге Первом,
Как огнегласый Аввакум
Перед всевластием неверным.

Он правду говорил в упор

Вождям безбожного всесилья,
Кто превратил в «Матрёнин двор»
Многострадальную Россию.

В скитаньях горьких поседев,

Он сам себя судил сурово.
И, в слове истину прозрев,
Он сокрушил безумье слова.

Но сторожил незримо ад

Его державные стремленья,
И нынче всё ещё летят
В пророка грязные каменья.

Дрожит во тьме Полынь-звезда,

Молчит Россия одиноко,
Но с нами в Слове навсегда
Душа страдальца и пророка!»

Лев Котюков, 1975 г.

В большую литературу (маленьких литератур, по моему глубокому убеждению, не бывает) всяк попадает своим путём. Самый лучший из них, самый благородный – это когда кому-то повезло с наставниками. И тогда мы узнаём, что «… старик Державин нас заметил и, в гроб, сходя, благословил…» Мои наставники – хвала Всевышнему – живы, и да продлятся дни их под солнцем и луной, пусть под ними и не всё вечно. Я бесконечно благодарен тем, кто помог мне увидеть мой путь. Нет, я не стану утверждать, что я сам его не видел, но… Учитывая полное отсутствие писательского опыта, двигаться по тернистому пути литературы приходилось на ощупь. Так что спасибо тем, кто во тьме, окутывавшей меня, нащупал выключатель и одарил светом истины. Впрочем, в молодости я уже соприкасался с литературой. Косвенно. Но так, что едва не оказался перемолот жерновами Большой Истории, творившейся, как я тогда вдруг осознал, каждый день где-то вокруг меня, а я её, к стыду своему, не замечал. Почему едва и не угодил под колёса той же Большой Истории с Большой Литературой. Впрочем, всё по порядку…

Случилось это в далёком 1975 году. Тогда я учился в Московском энергетическом институте, точнее – уже заканчивал. При этом активно занимался общественной работой – по линии интернациональной дружбы. Активным был донельзя. Оно и понятно: я только что стал кандидатом в члены партии, ответственности прибавилось.

Всё время общался с иностранными студентами: из Алжира, Венгрии, Ливана, Нигерии. Я сам пять лет жил в одной комнате общежития со здоровенным нигерийцем Болой Амушаном.

Устраивали мы всякие мероприятия, разные там вечера дружбы, вывешивали поздравления с национальными праздниками. В сущности, вся моя интернациональная работа к этому и сводилась.

И вот заметил я, что начали ко мне приставать наши иностранные студенты с вопросом: дескать, вечер венгерского землячества – это здорово, вечер африканской дружбы – ещё прекрасней, но вот есть такой писатель Александр Солженицын, да ещё и лауреат Нобелевской премии. Так почему бы и не провести диспут, посвящённый ему?

Мне бы как-то отбояриться от такого лихого предложения. Сослаться на занятость, дескать, пятый курс, диплом, всё такое…