Несколько шагов до прыжка (СИ)

В горле решительно пересохло. В конце концов, борьбу с собственными чувствами Персиваль проигрывал безнадёжно, а они с Ньютом сейчас находились только вдвоём, в не самой, мягко говоря, большой в мире комнате, и…

— Я тебя слушаю, — к собственному изумлению, это получилось произнести вполне спокойно и даже мягко. Ну, хоть что-то.

Ньют шагнул из тренерской — спиной вперёд. Персиваль, словно привязанный к его взгляду, тоже сделал шаг к выходу. Через несколько мгновений они уже стояли рядом. В слабо освещённом коридоре.

Вот только этого не хватало.

— Персиваль, — Ньют потёр лоб, — ты ведь знаешь, что у меня, конечно, нет проблем с вращениями, но они довольно тяжело мне даются.

Персиваль кивнул. Для него самого вращения всю жизнь были наиболее сложным элементом — считая прыжки и не самые простые дорожки. А учитывая, что при них был большой риск повредить именно коленные связки, Персиваль иногда вообще поражался тому, насколько чисто Ньют выполнял этот элемент.

Впрочем, чистота исполнения, разумеется, никогда не отменяла сложности.

— И я хотел бы, — Ньют зашагал ко входу на лёд, — попросить тебя… Выйдешь со мной сейчас? Снова?

Персиваль замер, даже не пытаясь идти следом. Он точно знал: там уже потушили основной свет, царил полумрак, и если при этом они окажутся на льду… прощайте, голова и способность соображать.

— Понимаешь, — Ньют вернулся на пару шагов, глянул в глаза, — я не знаю, почему, но мне чертовски важен этот сезон. Даже не потому, что он предолимпийский, и на мировом Чемпионате нам квоту выгрызать, нет. Просто… в общем, важен. И поэтому я очень хочу… поменьше нервничать, поменьше думать — а вспомни, как хорошо всё закончилось с риттбергером, да?

Персиваль пытался перевести дыхание. С риттбергером действительно всё закончилось хорошо: после той тренировки, на которой они прыгнули его вместе, Персиваль насчитал только два срыва. За один раз. Да и то — не срывы это были, а так, лёгкая рассинхронизация. Но это Куини с Ньютом всегда исправляли быстро.

Ньют помолчал, видимо, растерянный отсутствием всякой реакции — и вдруг опустил руку Персивалю на плечо.

Тёплая, горячая — даже через куртку чувствовалось — сильная ладонь…

Пришлось мысленно орать на себя. Перестань, Персиваль. Что за идиотизм, в конце концов. Хватит представлять эти руки в иных местах. Хватит думать, что можно прямо сейчас взять его за руку — нельзя, это интимно, а жест Ньюта не был интимным ни разу. Персиваль, твою мать, тебе почти сорок, ты же не юнец, извергающий гормоны, словно вулкан — лаву, какого дьявола?

Как ни странно, но это помогло. Даже получилось сфокусироваться на том, что говорил Ньют:

— …потому что с тех пор, как мы его сделали вместе, я вспоминал это и сразу прекращал нервничать. Ты меня вдохновляешь, — он коротко улыбнулся и, наконец, убрал руку, слава богу. — И успокаиваешь. Очень. Именно ты. Поэтому отработай со мной вращение, ладно? Параллельное. С совместным всё в порядке, мы с Куини друг друга уравновешиваем и держим, там всё просто, а вот при параллельном, особенно если это либела, я боюсь её задеть. Или что она меня заденет. Пожалуйста, Персиваль.

Ну, спасибо, что не совместное.

Вдох. Выдох.

Персиваль медленно сглотнул и постарался улыбнуться Ньюту в ответ. Потому что за отсутствие ответа на такую улыбку он сам себя бы сдал в полицию и сел. Лет на пять. Минимум. Преступлением это было бы, короче говоря.

— Хорошо, что с поддержками и выбросами у тебя нет подобных проблем, — медленно пробормотал он. — Видишь ли, не уверен, что тебе удалось бы меня поднять. И тем более…

Ньют тихо рассмеялся:

— Я, конечно, достаточно силён, но ты всё-таки точно тяжелее Тины. А я, знаешь, уже и от неё как-то отвык. Так что ограничимся вращениями. Ну, может, ещё парой прыжков, я пока не знаю… Так ты согласен?

— Куда я денусь, — проворчал Персиваль и тут же осёкся, но Ньют по-прежнему смотрел весело и довольно, так что можно было перевести дух.

В самом деле. Разве он из тех, кто может всерьёз обидеться на подобную ерунду?..

Надевая коньки, Персиваль мрачно размышлял о том, что это, мать его, было. Просьба Ньюта, если уж честно, ничем таким особенным не отличалась, но чутьё в голос орало о том, что всё тут не так просто. Что под этой просьбой было что-то ещё.

Но Ньют уже стоял на льду, широко улыбаясь, и ничего не оставалось, кроме как подняться, подойти и встать с ним рядом.

А потом тревоги и волнение тихо ушли. Просто потому, что снова крутить либелу оказалось неожиданно приятно. Персиваль будто бы вернулся в две тысячи десятый, в свой последний прокат, в Олимпийскую произвольную — и хотя сейчас тишина на катке нарушалась только скрежетом коньков по льду, в ушах зазвучала до боли знакомая инструментальная обработка Синатры.

Ньют крутился, кажется, очень близко. Ещё буквально пара дюймов — и риск задеть друг друга коньками был бы почти осязаем. Вот такое расстояние Персивалю казалось идеальным для отработки вращения и вообще параллельных элементов, ведь чем парники ближе, тем выше оценки — но при этом расстояние должно оставаться безопасным…