Несколько сюрпризов от Принцев

Гарри лежал, окруженный теплом и теснотой, постепенно им завладевало все больше и больше мыслей, приходящих на смену эмоциям. Гарри думал о Розер - и оказалось, что она была настоящей женщиной, и, возможно, Гарри мог теперь увидеть какие-то ее мотивы - по крайней мере, с учетом вчерашнего предположения о том, кто отец Амальтеи. Гарри пытался и не мог угадать, что делает сейчас эта девочка: плачет, зажавшись в угол, намыливает петлю или все так же носит Гилену зелья со второго этажа. И где она вообще теперь, Амальтея Розер? И что делает Джинни? И почему это она так быстро и безошибочно узнала Амальтею? И, самое главное, Северус. Что он сделал вчера? Как он это сделал?.. Гарри почувствовал одновременно вину перед Северусом и злобу: за то, что, сосредоточившись на своем отвращении к произошедшему, позволил утешать себя, позволил себе высказаться и совершенно не подумал, что сейчас ощущает Северус - а ведь именно его сделали главным героем этой трагикомедии! И снова злобу, злобу - на Дамблдора, на Пастора, на Шекклболта, который плевать на все хотел; Гарри не любил злиться, но сейчас его злость была искренней и горячей, хотелось орать и бить кулаками, хотелось причинить боль кому-нибудь виноватому, и Гарри, сжав зубы, больно стиснул в кулаке одеяло.

Лежать больше было невозможно; но вскочить, как ошарашенному, тоже, что бы подумал Северус, что он вообще думает! Как можно на его месте оставаться таким спокойным! Фактически - его использовали, прозвучал в голове распаляющий вкрадчивый голос. Повинуясь этому голосу, Гарри ощутил порыв немедленно вытащить Северуса из-под одеяла и встряхнуть его…

Но глубоко вздохнул и разжал кулаки. Какое-то время Гарри пялился в никуда - но боли в душе уже не было, и злость постепенно сходила на нет, и вместо них под сердцем прочно сворачивалась горечь, которая, Гарри знал, будет долго и нудно напоминать о себе и, вероятно, до конца не пройдет никогда, а просто прилипнет к горечи войны и воспоминаниям о Драко.

Еще раз выдохнув, Гарри обернулся, улыбнулся и произнес:

- Пойдем завтракать.

- Пойдем, - послушно согласился Северус, вытащил из-под одеяла руки, но так и остался лежать на кровати.

Гарри помог Северусу подняться - в действительности просто вытащил его из постели, завернул в халат и повел на кухню. Кофе в этот раз он решил сварить самостоятельно.

* * *

В следующий раз Пастор появился к вечеру.

К этому времени Гарри уже был уверен, что ему все равно. По какому бы то ни было поводу - все равно. Главное, что рядом сидел Северус, и вообще они оба сидели в уютной освещенной желтым библиотеке, и вам могло бы показаться, думал Гарри, вполне могло бы ведь, что эти два человека наконец нашли так страстно желаемый ими покой. Но на самом деле - Гарри изнуренно усмехнулся - это жалкая попытка, да еще и непонятно чего. Ты жмешься, Поттер, к нему, как мокрый одинокий щенок, и чувствуешь себя так же. А хуже то, что он сам весь день сидит тут и молчит, и черт-те знает, что творится у него внутри, и о чем он думает, и думает ли, и что скажет тебе, когда решит, что пора что-то сказать. Дрянь дело.

Гарри чувствовал себя плохо. Его подташнивало, голова то и дело принималась болеть, и перед глазами темнело; под грудью, под самым сердцем, что-то тяжелое и тревожное тянуло вниз. Гарри думал о чем-нибудь, мысли перескакивали с ничего на ничто, но все равно сбивались, Гарри отвлекался и ему начинало казаться, что он что-то забыл - это случалось тогда, когда тяжесть под сердцем становилась особенно ощутимой - и тогда он понимал, что не забыл. Вчерашний вечер, вот что он не забыл, и вот что он никогда, к несчастью, не забудет. Как рука обезглавленной матери вытирает слезы своему ребенку. Как демон пожирает душу человека.

Как когда-то упал в Министерстве Сириус.

И рука Северуса на плече Гарри сжималась, каменела, и ее тяжесть перебивала тяжесть под сердцем, и Гарри оставался сидеть на диване вместо того, чтобы, не замечая ничего перед собой, брести куда-то на негнущихся ногах, как он весь день бродил по дому. Проходила минута - и эта горькая болезнь тоже проходила, и чернота отступала, чтобы Гарри снова мог увидеть желтую библиотеку и слева - Северуса, глядящего обеспокоенно и пристально и приподнявшего голову со спинки дивана.

Гарри выдыхал и возвращался мыслями к Северусу. Почему мы ничего не говорим друг другу, спрашивал себя Гарри и тут же переставал думать об этом. Ответ был слишком очевидным, и говорить не хотелось, но после очередного прилива черноты он снова задаст себе этот же вопрос. Потому что Гарри волновался о том, что происходило у Северуса в голове. Потому что он не мог об этом не волноваться: так он отвлекался от воспоминаний, от тошноты, от того, как фанатично смотрел Пастор на Северуса вчера, отвлекался от черного покрывала перед глазами. Гарри беспокоился о Северусе, и это давало ему сил существовать в его тошнотворном мире.

За окном стемнело.