Несколько сюрпризов от Принцев

На следующий вечер Северус заставил себя вынуть из шкафа настои, корни, ножи, доски, шерсть оборотня, разложил все это на столе - и снова занял стул, отодвинувшись подальше. От мысли о том, чтобы порезать хоть что-то или развести огонь под котлом, мутило и подташнивало, а от запаха зелья точно вырвало бы. Северус смотрел в потолок и думал про Фламеля и Альбуса. Про Хогвартс. Про Лили.

А Гарри опять ждал.

Это быстро вошло в привычку - не делать ничего конкретного, писать какую-то ерунду, смотреть в закопченный сводчатый потолок; у Северуса наконец появилось то, чего ему не хватало всю жизнь, - время.

С каждым днем Северус все отчетливее ощущал, что погружается в собственные мысли, внутрь себя; наверное, мысли были способны растворить его полностью. Он виделся сам себе невероятно отчетливо, окруженный хорошо знакомыми людьми, но отдаленный от них больше, чем на расстояние вытянутой руки; не было никого, кто мог бы положить ему руку на плечо. Людям нужны специалисты, таланты, зельевары, легилименты, а Северус Снейп не нужен ни магам, ни магглам, да и себе, по сути, не сильно - только одному случайному демону.

А еще Гарри - который ждал и ждал.

Северус все чаще вспоминал Лили, зажмуривал глаза и просил у нее прощения, не понимая, за кого просит. Северус помнил пустую площадь Героев и свой черно-зеленый мраморный склеп с запертыми дверьми; ему мерещилось, что, стоит только вернуться туда, к каменному ложу, стоит только лечь обратно и закрыть глаза - все исчезнет, отодвинется, потеряет ощутимость и смысл, а он вернется назад, в Визжащую хижину или в Хогсмит, к своему кусту терновника с белоснежными цветами, к душам, ни живым и ни мертвым, или в свой Лимб, к потрескавшейся белой земле и умирающим горам* .

Дважды писал целитель Кристалл, требуя если не открыть простым смертным секрет его, Северуса, таинственной силы, то хотя бы просто помочь, у Освальда человек умирает от проклятья, а у Ямвлиха сложная беременность, да еще и тройня, и больница готова финансировать… Северус бросил письма в камин. День спустя Кристалл прислал громовещатель: проклятый у Освальда только что чуть не скончался! и причина не известна! и спасся по чистой случайности! да ведь есть же у вас совесть, в конце концов, ведь вытащили же вы Вона, за полчаса каких-то, весь состав целителей два года голову ломал, консилиумы собирал, зелья изобретал, а у вас - полчаса, и готово, как новенький, разве только не блестит! Так поднимите свой зад еще на полчаса, больница заплатит, и родители тоже, им денег не жалко, им сына жалко, потратьте одну сорок восьмую часть суток на спасение жизни!.. Северус убрал пепел, оставшийся от сгоревшей бумаги, и кивнул ошеломленной Минерве, показывая, что слушает ее дальше.

В тот вечер Северус не написал ни строчки. Он вспоминал, как к пальцам прилипали тонкие нити душ, вспоминал, как впервые ощутил бесформенную серебристую магию мира вокруг своих ног, вспоминал, как Альбус разглядывал восстанавливающийся февральский Хогвартс. Вспоминал, как именно там и тогда, во время своей последней прогулки с директором, осознал и принял - но тише, нельзя говорить об этом. Ведь нет никакой грани между жизнью и смертью, и умереть так легко, достаточно только перестать хотеть жить. С твоим последним желанием умрет твоя воля, а с ней - ты сам, и от тебя останется только прощальная улыбка, и та скоро исчезнет, как исчезла Лили, как исчезли на глазах Северуса ее муж и его друзья, превратившись в серебристые нити волшебства. Северус не жалел бы о себе.

Но его все еще ждал Гарри.

И становился все непонятнее, непредсказуемее. Не смеялся по пустякам, не лез целоваться каждый раз, но научился варить крепкий кофе и смотреть (за какие-то несколько дней!) взрослым серьезным взглядом. И каждый раз дожидался, не ложился спать, обнимал перед сном и признавался в любви, не утыкался в шею, как раньше, а бережно притягивал к своей груди, и за весь последний месяц ни разу не повел себя хоть немного откровеннее.

Северус замуровывал себя в лаборатории, словно возвращался в самого себя. За весь декабрь он озаботился мытьем волос всего три или четыре раза и ни разу не сменил мантию. Мантия не давала ему удаляться за пределы себя.

Посередине месяца Кристалл ворвался в класс Зельеварения в разгар урока. Кристалл не просто кричал, он орал, срывал голос, матерился, он окрестил Северуса убийцей и грозил тут же проклясть какого-нибудь слизеринца, чтобы посмотреть, как Северус плясал бы вокруг того. Кристалл скинул чернильницу с учительского стола и разорвал свитки с сочинениями пятикурсников. Северус не открыл рта и не двинулся с места, ни пока Кристалл бушевал, ни когда его выставляла взбешенная Минерва, ни после, до самого звонка. О тех людях он бы тоже не жалел.

А вечером, в лаборатории особняка, Северус вспомнил, что не задал пятому курсу переписать эссе. Но тут же отвлекся и снова задумался о Лили.

Девятнадцатого декабря он так и не отправился на консилиум.