— Мы знаем, — ответили братья, и доктор, успокоившись, побрёл с ними. Он практически не почувствовал, как ловко они вытряхнули его из одежды, оставив в одних панталонах. Столь же оперативно взамен появилась пижамка, и нового пациента завели в отделение, где в палатах без дверей и с решетками на окнах проживало ещё около полусотни больных. Лишь здесь Пердюхин-Наполеон осознал, что попал. Он наивно метнулся к двери, забыв, где находится. А двери в подобного уровня заведениях открываются только специальным ключом. Доктор поскрёбся, поорал, громогласно напомнил, что он — врач. За дверью ответили «Да мы знаем», и, в конце концов, после внутримышечного вливания аминазина, он успокоился. А двое из ларца тем временем сдали основного клиента, спокойно довели смену и с чувством выполненного долга завернули до ближайшей забегаловки.
Доктора Пердюхина хватились лишь на третьи сутки, когда он не вышел на работу. Домашний и сотовый телефоны не отвечали. На риторический вопрос завподстанцией «Где он может быть?», Паленов, задумчиво глядя в окошко, сказал: «В психушке, наверное? Где ж ещё?» Обалдевший от такой наглости и, к счастью, воспринявший реплику подчинённого всерьёз, заведующий стал обзванивать стационары для душевнобольных, где в итоге и нашёл своего пропавшего Петра Гавриловича. Однако он бы на этом успокоился, если бы Паленов не добавил, уходя:
— Значит, где оставили, там и лежит?
— То есть как это «где оставили»?
И тут Каленов сознался, что в шутку они уложили Пердюхина в психушку. Завподстанцией пулей бросился в больницу выручать доктора.
Перепуганный дежурный психиатр, понявший, что его подводят под статью, упёрся. Пердюхин искренне болен! И даже чистосердечно раскаялся. Зав убеждал, что невроз, которым страдал Пётр Гаврилович, не психическое заболевание и по данному профилю не лечится. В целом, после недолгих мытарств и парочки стекляшек коньяка подчинённого он отстоял. Вялого, сонного Пердюхина, с насыщенными транквилизаторами полупопицами, отвезли домой отсыпаться. А зав вернулся на подстанцию разбираться с хулиганами. Но рука не поднималась написать заявление в милицию. Да и знакомый юрист по просьбе разъяснил, что маляву подать может исключительно пострадавший, а он сейчас никакой, долечивается дома. В общем, поначалу обошлись словесной выволочкой на ковре. Потом к концу недели появился присмиревший, загадочный Пердюхин и заявил, что ничего писать не станет, пусть лишь фельдшера извинятся. Ну что ж, те извинились. В одной смене они впредь не встречались. Равно как и Гаврилыч перестал бросаться любимым: «Я — врач! А вы — фельдшер».
А спустя год он и вовсе ушёл на пенсию.
Вызов № 16 ЖАДНОСТЬ
Скупой платит дважды.
Стоит упомянуть, что подобные подставы среди моих коллег встречаются крайне редко. Единичные эпизоды. Так сказать, безболезненные шутки профессии. Протекают они тихо и мирного населения никоим образом не касаются. Ведь главный медицинский принцип, несмотря на все катаклизмы, и через тысячи лет остался главным.
Однако помимо медиков есть в нашем Царстве товарищи, которые до сих пор не товарищи. Им не чуждо ничто чужое, и при первой возможности они пытаются урвать себе хоть какую-нибудь толечку сторонних деньжат. Главный девиз подобных несапиенсов: «Развести и обобрать», хотя изначально предполагалось «Разъяснить и оберечь». Да чего говорить то? Батюшка Царь сам назвал вещи своими именами. Только я хотел что-нибудь поисправлять в названии выше обсуждаемых нетоварищей, как Всемадержец Руси батюшка Владимир лично приложил к этому руку.
Для тех, кто всё ещё не догнал, о ком идёт речь, напишу. Автор пытается рассказать о сотрудниках дорожной милиции, которых с первого марта сего года, года двадцать одиннадцать, переименовывают в ПИДРов. ПИДР — в данном случае не лицо гомосексуальной наклонности и даже не гадкий и противный человек (как многим может подуматься). ПИДР — это полицейский инспектор дорожного регулирования. В нашем случае — три в одном. Ну, вы понимаете, о чём я. Если нет, то прошу читать далее.
Эскулап хирургического отделения, ведущий флеболог больницы Виктор Викторович Веновазоров, двигался по загородной трассе с предельно допустимой скоростью девяносто километров в час. В том же направлении, чуть впереди, двигался автоприцеп типа «грузовик», который держал крейсерскую скорость в районе восьмидесяти километров в час. Догнав последний и получив на лобовое стекло порцию свежей грязи из-под колёс, Виктор Викторович убедился, что обгон возможен, и, включив указатель поворота, выехал на встречку. Завершая манёвр, наш доктор заметил, что прерывистая линия уже заканчивается и вот-вот начнётся сплошная. Разумеется, возвращение на свою полосу случилось, когда сплошная линия разметки вовсю сияла на асфальте (сияла, здесь громко сказано. Разметку нанесли два месяца назад! Сами понимаете.). Через сто метров на дороге вместе с разметкой засиял «славный» инспектор дорожной милиции, на тот момент будучи ещё не официально (но уже фактически) ПИДРом.