Нескорая помощь или Как победить маразм

В процессе помывки из больнички вышла шатающаяся заведующая поликлиникой. Если бы не запах изо рта, игривое настроение и заплетающаяся речь, то она запросто сошла бы за типичную больную. Елена Геморроевна воткнула себе в рот сигарету и только сейчас заметила весёлых оперработников и Михалыча, ловко орудующего своим шлангом. В общем, ей не понравилось, как вели себя пулковчане, как гнул свою спину академик, и она сделала ему своё презрительное замечание. Мол, чё это тут за помывка? Академик, не любивший спорить с двумя категориями граждан — с начальством и нетрезвыми (а тут аж два в одном), — тихонечко извинился и моментально растворился в недрах приёмного покоя.

Утром Геморроевна принимала отчёты от дежурной смены. Уставшая, не выспавшаяся, она чувствовала себя как в гестапо. Каждое слово коллег-медиков больно ударяло по голове и давило на глаза. Вся ситуация легко характеризовалась двумя буквами: СС. Сушняк и суббота. Ведь именно по субботам утренняя конференция падала именно на заведующую поликлиникой чаще остальных.

Однако, несмотря на своё плачевное состояние, заведующая не забыла день вчерашний и повторила своё замечание дежурившему Михалычу. Академик корректно извинился, заверил заведующую в неповторении подобного и попросил наверх не стучать. Геморроевна, которая уже успела хлопнуть пару стаканчиков минералки, успокоила нашего товарища, пообещав, в свою очередь, никому ничего не говорить.

Михалыч давно подозревал, что женщинам, особенно пьющим, до конца нельзя доверять. А посему он не сильно удивился, когда хмурым утром понедельника его позвали на главный ковёр.

В данном месте автор не сможет описать какую-нибудь изящную выволочку на ковре. Дуровцева на флоте не служила, следовательно, не обладала тем богатым набором фраз и эпитетов, коими изобилует речь даже самого последнего командира части. Жизнь не научила её тому, что провинившегося подчинённого можно нарекать, не только цитируя классику, «сизым голубем» или «дивным козырем», но и родить что-нибудь эксклюзивное. Например, «докторила с Нижнего Тагила» или «последний Лучинаско». Видимо поэтому откровенный разговор не получился. Главврач посмотрела на Михалыча и, помня, что с нонкомбатантом лучше не связываться (на себе уже проверила), лишь фыркнула: «Пишите объяснительную и не забудьте про дверь». — «А с дверью-то что?» — закосил под дурочка наш товарищ, мгновенно поняв, что дверь требуется за собой закрыть. И чем скорее, тем лучше. Татьяна Виктоговна открыла было рот, но, прочитав на лице подчинённого понимание, резко сомкнула челюсть взад и молча мотнула головой в направлении выхода. Разумеется, спешка в закрытии рта объяснялась не только ненужностью каких-либо фраз. Нет. Дуровцева любила регулярно повторять и делала оное даже с некоторым садизмом. Поэтому в данной ситуации ключевую роль сыграла не понятливость провинившегося доктора, а старая знакомая жирнобровая муха, которая летела прямо в рот. Рот хозяйки кабинета главного врача. Муха жила в кабинете давно и даже в пленительные моменты вывоза мусорки старалась не покидать его.

Михалыч перевёл взгляд с мухи на хозяйку, нашёл в них что-то общее и моментально достал из портфеля требуемую объяснительную.

— Здесь писать не надо, — чуть повышенным голосом прожужжала начальница. — В коридоре вон изображайте ваши художества.

— Да у меня всё давно готово, Татьяна Виктоговна, — улыбнулся академик. — Только толку? Вы же а-ля наше Правительство. Всё одно простого человека виновным сделаете.

Затем, достав из памяти кинофильм «Гараж», мелодично процитировал:

— А вообще, я против анархии. Я за порядок и дисциплину. Я из большинства. На таких, как я, всё держится!..

С этими словами он положил маляву на стол и, не дав Дуровцевой вспомнить в ответ хоть одну фразу из классики, шустро зашагал из кабинета вон. Обескураженная главврач уткнулась в объяснительную и поняла, что первое впечатление от знакомства обманчивым не назовёшь. Военно-медицинская акамедия готовила настоящие кадры.

Дабы и уважаемый читатель мог ознакомиться с данной минирукописью, автор почти дословно приводит текст, попавший в руки гражданки Дуровцевой.