Нескорая помощь или Как победить маразм

Через несколько минут хлопнула входная дверь, раздался кошачий вопль и ругань: «Тьфу на тебя семь раз, Леший! Развалился тут!» Это на подстанцию приехал доктор Мухожоров. Полный, неуклюжий в овчинном тулупе, поверх которого он мечтал (похоже, с самого детства) натянуть халат, чтобы не раздеваться на вызове. Подобную моду доктор подглядел в кинофильме «Путевка в жизнь» и всякий раз, идя за свежим бельём к сестре-хозяйке, просил себе самый последний размер. Но, увы. Таковых не было. Последние были, а совместимых с тулупом не было. Мухожоров обижался и во всём винил беззащитного кота и Главу Государства.

Шурочка оторвалась от телефона и, подняв глаза на Смертина, сказала:

— Сергуня, поедешь к Степаниде Аристарховне? Она опять вызывает.

Соня сидела у окна перед затёртым журнальным столиком, за которым обычно диспетчера пили чай, и, глядя в настольное зеркало, красила губы. Стараясь не закрывать рта, она выдала краткую справку:

— Вчера к ней шесть раз ездили. Ты сегодня первый.

Смертин знал Степаниду Аристарховну. Все её знали. И даже на соседних подстанциях. Ну кто не знает Степаниду Аристарховну? Жила она на последнем этаже в семиэтажной сталинке Московского проспекта. Адрес её оказался накрепко впечатан в память каждого работника «03». Только новому водителю требовалось уточнять, куда ехать. Обычно же, садясь в кабину, кидали небрежно: «К Степаниде Аристарховне», и всё. Словно в дореволюционном Петрограде седок устало бросал вознице: «К Апражским рядам!» Лошадь несётся, а медработник трясётся. Эх, где ты моя бабуля?! Мысли прервал Мухожоров, всунувшийся по грудь в окошко диспетчерской. Привилегией греться внутри «храма» его не наделили.

— Кто едет к Стёпе? — прогорланил он, уловив край реплики Сони.

— Походу я, — лениво отозвался Смертин.

— Запасись аминазином, возьми реланиума и пипольфена с димедролом.

Смертин скукожил физиономию.

— У меня своя метода, — он достал стограммовый флакон с липким зелёно-чёрным экстрактом неизвестности. Раствор клофелина на крапиве и барсучьим жиром. — Десять капель на крапиве: сильнее седуксена!

— Стёпе твои капельки как мёртвому припарки! — резюмировал Мухожоров и, тут же потеряв интерес к теме, исчез из окна.

Фельдшер Смертин взял карточку и пошёл за водителем. Подстанция дышала спокойствием. Бригады сменяли друг друга, машины трамбовали снег и лишь изредка шлёпали двери. Воскресенье всегда славилось пониженкой.

Смертин застал водителя распластавшимся по креслу. Тот практически дремал. Фельдшер потрепал его за рукав:

— Поехали, Семёныч! В Апражку.

— Куда? — не понял шутки водитель.

— Да, к Аристарховне! Куда же ещё.

Семёныч бросил сон и медленно побрёл к выходу. В кабине он дёрнул зажиганием и рванул. Преодолевая скованность от зимних одежд, водитель крутил рулём, как заправский гонщик спортивного болида. Лишь изредка он хватал руль животом, благодаря чему открывалась возможность засунуть пальцы к жиденькой струйке тёплого воздуха, шкерещейся вдоль лобового стекла. Из щели в обшивке декабрьское утро освежало Смертину правый бок. Фельдшер прикрылся сумкой, грубо высказав непредвзятое мнение об отечественном автопроизводстве.

Вскоре машина «03» причалила у парадной до боли знакомого дома. Сергуня выхватил из салона обмороженную сумку и устремился в нагретый подъезд. Забежав на последний этаж, он подошёл к окну и посмотрел во двор. Как и ожидалось, подлый напарник заглушил мотор и оперативно исчез в подъезде. «Ну, нехороший человек», — подумал Смертин. Но печалило иное: у Степаниды Аристарховны не посидишь. Запах.

Он достиг знакомую, обитую дерьматином дверь и позвонил. Минут через пять, после n-ного звонка, с той стороны послышалось тихое шорканье и лениво звякнула цепочка.

— Кто там? — раздался мерзковатый дребезжащий голос.

— «Скорую» вызывали? — стандартно откликнулся медработник.

Словно ворота Ада, распахнулась дверь, и наружу вывалилась волна до тошноты знакомых запахов немытого тела, прелого белья, нафталина, мочи и ещё половины таблицы Менделеева в самых разных пропорциях (это почуял подлый нос: упрямо забивавшийся на морозе, в тепле оттаял и начинал нюхать). Стараясь дышать ртом, Смертин проскользнул мимо белого привидения в ночной сорочке, держащегося за выцветшую стенку коридора. Войдя в комнату, он с ненавистью бросил взгляд на новенький телефонный аппарат, лежащий в кровати и скрытый волнами одеяла. На ограниченный хламом простор вырулила тщедушная седовласая старушка весьма растрёпанного вида. Три сохранившиеся зуба её, заходя друг за друга, торчали из прикрытого рта, как у бабы Яги. Яга подплыла к разобранной постели и, постояв мгновение, ловко кувыркнулась в продавленный матрац. Затем она натянула на себя жидкое одеяло в сером засаленном пододеяльнике и принялась шарить рукой под подушкой, откуда, спустя мгновенье, извлекла запасную челюсть. Преодолевая тряску рук, она пихнула зубы в рот с сухим костяным щёлканьем, напоминавшим передёргивание затвора, и пролепетала:

— Доктор, мне плохо.