Нескромное пари

— Флин, ты приехал! Как я рада видеть тебя! — воскликнула Поппи, спеша к нему навстречу. Она поцеловала его в щеку. Ее слегка взъерошенные каштановые волосы свободно ниспадали на плечи, босые ноги утопали в траве. Она была само очарование. Проводя Флина сквозь дом в направлении сада, Поппи рассказывала ему о том, кто уже к ней пришел и как они собираются повеселиться. Внезапно у Флина испортилось настроение. Он просто хотел повидаться с Поппи, но, оказавшись в ее доме, внезапно почувствовал себя неловко. И что он только делает здесь, в окружении всех этих чужих людей? Он что, и правда надеялся, будто у него что-то может получиться с такой девушкой, как Поппи? Он начал понимать, что совершил самую большую ошибку в жизни, приняв это приглашение. Но уже было слишком поздно что-то менять: в саду вокруг пруда бродило несколько человек, которым Поппи с радостью начала представлять его. Флин никогда не мог похвастаться памятью на имена. Однажды ему кто-то подсказал метод, с помощью которого можно легко запомнить, кого как зовут, но вскоре он забыл сам метод. На этот раз он запомнил Салли и Дункана, но забыл имена всех остальных. Но если он начнет еще и из-за этого беспокоиться, ему туго придется.

Но тут, к его удовольствию, Поппи положила ему руки на плечи и велела рассказывать обо всем, что произошло в его жизни за эти годы. Он болтал без остановки, а она смеялась и льнула к нему так, словно он был для нее самым дорогим человеком на свете. Борясь с желанием продолжить рассказ о своей персоне, он принялся расспрашивать ее, чем она занималась последние шестнадцать лет. Наговорившись вдоволь, они вернулись в сад.

— А теперь пойдем, я покажу тебе мой дом, — пригласила она.

Сказать, что у нее был великолепный дом, значит, не сказать ничего. Из прихожей, выложенной плитняком, Поппи повела его по скрипучим половицам коридоров. Все в этом доме было отмечено отличным вкусом. Вдоль стен висели выполненные в академическом стиле семейные портреты, удивительным образом сочетавшиеся с произведениями современного искусства.

— Просто поразительно, Поппи, — заметил Флин, останавливаясь напротив одной из гравюр, которую, вероятно, выполнил один из известных художников — приятелей ее бабушки.

Она приобняла его за плечи:

— Мне здесь очень нравится. Я так рада, что мы никуда не переезжаем. Не могу даже представить, как бы я смогла жить в другом месте.

Когда наступила полночь, Поппи с Флином лежали на траве в дальнем конце сада, а вокруг них простирались темные древние холмы Даунса. Яркая, почти полная луна отражалась в воде пруда. Они затягивались сигаретами, попивали вино и смотрели на звезды, пытаясь найти какое-нибудь знакомое созвездие.

— Ведь правда, Большая Медведица сегодня просто изумительна? — мечтательно произнес Флин, хотя на самом деле понятия не имел, что из себя представляет это созвездие.

— Ух ты! Смотри, падающая звезда! — воскликнула Поппи.

— Где?

— Ты проглядел.

Ужин был отличный, и теперь Флин умиротворенно следил за кольцами сигаретного дыма в ночном воздухе. И этот дом, и роскошный ужин произвели на него неизгладимое впечатление. Флин приподнялся и взглянул на Поппи, чья голова покоилась у него на коленях. Как же она прекрасна! Той красотой, что воспевают в своих стихах поэты.

— Хорошо, что Марк нас не видит, — внезапно пробормотала она.

— Какой Марк? — обеспокоенно спросил Флин.

— Мой парень, — равнодушно ответила она и затянулась сигаретой.

У Флина замерло сердце. Сегодня она вела себя с ним так, словно никого у нее не было. Ему следовало догадаться. Слишком уж гладко все шло.

— А-а, — не зная, как реагировать, протянул он.

— Он на матче по крикету, — почти извиняясь, продолжала Поппи, а потом, пытаясь скрыть раздражение, зачем-то добавила: — Со всеми своими дружками.

Повисла пауза, но Флин, не желая упускать случая, начал нежно гладить ее по голове.

— Что ж, мило, — довольно улыбаясь, промурлыкала Поппи и закрыла глаза. — Может, перепихнемся? — внезапно предложила она.

От неожиданности Флин вздрогнул.

— Да, я только рад, — пролепетал он, и его сердце начало отбивать чечетку. Чего ему бояться, разве что трава мокрая и земля твердовата? Он перевернул Поппи, осторожно уложил ее на траву и начал целовать, медленно поднимая платье Поппи и обнажая ее великолепные ноги. Эта ночь, несомненно, станет самой восхитительной в его жизни. Все развивалось таким фантастическим образом, словно это не жизнь вовсе, а одна из тех многочисленных историй, которые он, еще будучи школьником, читал на последних страницах мужских журналов. Кто может винить его в том, что он ошеломлен происходящим? Луна, звезды над головой, запах свежей летней травы. В рощице неподалеку ухали совы, еле слышно плескалась вода в пруду. У Поппи было такое милое лицо. А еще ему нравилось смотреть на нежный изгиб ее шеи, на ее плечи, которые чуть заметно то приподнимались, то опускались с каждым ее вдохом и выдохом. Он чувствовал себя настоящим мужчиной: Мэллорс и его леди Чаттерлей[6], окутанные запахами свежей травы и земли. Д. Г. Лоуенс был бы в восторге.