И, что хуже всего, никому до нее нет дела. Ни Маркусу, который все время занят, ни Джудит, все еще ликовавшей по поводу исчезновения «этой твари».
Только зачастивший к ним Аластэр заметил, что она бледна и апатична. Но он приезжал, надеясь увидеть «тварь», и не скрывал этого.
– Богиня, истинная богиня. Восхитительная, яркая. Тебе, Филиппа, с ней не сравниться. Признайся честно, Маркусу небось и смотреть на тебя неохота?
Филиппа от обиды расплакалась, а Аластэр терпеть не мог слезы.
– Не реви, – одернул он ее, с нетерпением ожидая, когда, наконец она доверится ему. – Может, поделишься со мной, расскажешь, что случилось.
Филиппа знала, что он сплетник, и это было ей сейчас на руку. Пусть все узнают, может, хоть обратят на нее внимание. Потому что она живет словно в аду.
– Я встретила мужчину, около месяца назад или двух...
– О... о!
– Он... гм... неожиданно уехал.
– О Боже. – Женщины обычно не признаются в таких вещах, но Филиппа, похоже, была в отчаянии. – Насколько далеко это зашло?
– Дальше некуда, – прошептала Филиппа. Аластэр покачал головой:
– О, ты пустилась в плавание по бурному морю и не успеешь оглянуться, как утонешь. Зачем ты это сделала? И посмотри, чем это для тебя закончилось.
Филиппа глубоко вздохнула.
– Это еще не все.
– Нет, – простонал Аластэр. Она кивнула.
– И никто не догадывается.
– Откуда им догадаться. Посмотри на себя. – Ее глаза наполнились слезами. – Скажи мне, что делать.
Ни один мужчина, даже гомосексуалист, не смог бы устоять перед такой мольбой.
– Доверься мне, моя милая. Я о тебе позабочусь.
На следующий день, в сумерках, они приехали в Миэршем-Клоуз. Алекс нанял карету с парой лошадей и сам правил ими. При сложившихся обстоятельствах это было самое разумное, хотя он не сомневался, что Джудит опять будет близка к обмороку.
– Милорд... – Мальчики-грумы выбежали навстречу, когда карета въехала во двор. – Позвольте...
Алексу показалось, что он не был дома, по меньшей мере, год.
– Франческа... – Он протянул ей руку как раз в тот момент, когда Маркус выбежал из арки под лестницей.
– Что за пьяный правил каретой? – Маркус остановился как вкопанный. – О Бог мой... Алекс! И... вы оба жутко выглядите...
– Мама дома? А Филиппа? Пойдем, мы многое должны рассказать.
Но Джудит, разумеется, слышать ничего не хотела, а Филиппе, похоже, было все равно.
– Значит, ты опять за старое: возьмешь ее в свою комнату...
– Она будет жить в комнате для гостей, – спокойно ответил Алекс. – Слишком долго объяснять, почему она появилась здесь под чужим именем. Достаточно сказать, что сейчас я ей полностью доверяю и надеюсь, что вы последуете моему примеру.
– Ты действительно сумела обвести его вокруг пальца, – вполголоса съязвила Филиппа. – Я бы все отдала, чтобы узнать твой секрет.
– Парочка тетушек, одержимых манией величия. Это средство способно творить чудеса с мужчиной.
Филиппа в недоумении уставилась на нее.
Франческа не отвела взгляда. Филиппа выглядела утомленной, глаза ее горели злобой и какой-то скрытой мукой, словно она побывала в аду.
Это действительно так, подумала Франческа. Поглощенная ощущениями, вызванными возвращением в Миэр, она совсем забыла о Филиппе, о том, что та тоже стала пешкой в руках Кольма.
Кольм сам сказал, что соблазнил жену викария и вдоволь попользовался ею.
О Боже, о Боже... он следил за Сарой от самого Берлина до Миэршема, вторгся в их жизнь, соблазнив родственницу Алекса. И все это время искал бумаги. И соблазнил Филиппу лишь потому, что она была доступна, созрела – а кто, как не он, способен удовлетворить желание женщины.
Бедная Филиппа. Сосуд для семени... а что, если это семя даст плоды? Что, если это уже случилось? Однако поведение Филиппы не располагало к сочувствию или жалости.
Франческа осторожно протянула ей руку, но Филиппа, гордо выпрямившись, отмахнулась от ее сочувствия.
– Значит, мы теперь одна большая счастливая семья, – с сарказмом заметила Филиппа. – Как мило. – Ей хотелось плакать. Но жена священника должна стойко выносить испытания.
В конце концов, Сара, Франческа, или как ее там, получит то, что хочет. А Филиппе придется довольствоваться ублюдком, рожденным от сбежавшего возлюбленного. Какая несправедливость!
– Пойдемте, миледи. Его светлость хотят, чтобы вы отдохнули. – Уоттен появился рядом с Франческой. Она не сводила глаз с Филиппы, пока поднималась в комнату для гостей, и сильно встревожилась. Филиппа казалась маленькой, несчастной, измученной. И никто не мог ей помочь.
– Агнес позаботится о вас, миледи. Можете принять ванну, если пожелаете. Ужин подавать вам в комнату? Только скажите – все будет исполнено.
Она предпочла ванну – горячую, освежающую ванну, с пышной пеной, чтобы смыть все свои грехи. И еду. И чистую ночную рубашку, в которой она могла бы свернуться калачиком на постели и забыться сном без сновидений.
– Меня не было всего пять дней, а Филиппа за это время стала похожа на гулящую девку. Что происходит, Маркус?