— Это хорошо, Чапаев, ты сказал. Будешь меня слушать и дальше, всё у всех будет хорошо. Подтверди мне информацию, что Константин Кошкин арестован… — прозвучало в трубке.
— Извините, я не могу с вами разговаривать. Я на совещании, — после небольшой паузы, понизив голос, сказал я и добавил: — Перезвоните через десять минут, я выйду.
— Подтверди информацию о Кошкине. — повторили в телефоне, но я отключился.
Увидев некоторую растерянность на моём лице, Черных встревоженно спросил:
— Что? Кто это был?
Вместо ответа я вскочил со своего места и бросил свой смартфон Лядовой.
— Подключись. Он перезвонит через несколько минут. Мне нужна локация. Откуда хотя бы примерно он звонит? И запиши весь разговор, — приказал я Светлане.
Та метнулась к своему умному компьютеру и через три минуты вернула мне трубку:
— Готова! — А потом зачем-то добавила: — Кастет в переводе с французского — «ломаю голову».
В кабинет неожиданно почти вбежал Корнев. Рожа его сияла, как у именинника в сумасшедшем доме. В руке он торжественно держал несколько листов бумаги и был похож на портрет внезапно постаревшего Пушкина, переписавшего «Евгения Онегина». Его визит был явно некстати.
— Руфатыч, давай чуть позже, — сказал я, надвигаясь на маленького кучерявого следователя.
— Да ты только послушай, — упирался Корнев, подсовывая мне свои исписанные листы.
Но тут как-то резко и громко задребезжал мой телефон, и я, выпучив глаза, заорал:
— Алик, дверь! Всем заткнуться!
Стоявший ближе всех к входной двери Арамян, провернул замок, закрывая дверь. Все замерли.
— Слушаю, Чапаев, — ответил я, уже мысленно собравшись и успокоившись.
— Мне повторить свой вопрос? — спросил тот же голос.
— С кем я говорю? Это закрытая информация. Назовите себя, или я положу трубку, — ответил я ровным голосом.
— Боюсь, ты этого не сделаешь. Я тебе сейчас отправлю фото. Ты минуту подумаешь, а потом позвонишь по номеру, который будет стоять ниже, — ответили мне.
— Телефон отключился… его вообще нет в сети… — тревожным голосом сообщила Лядова.
— Шифруется, — кивнул головой Черных.
— Мужики, чё происходит? — крутя головой по сторонам, оживился Руфатыч.
— У Васильича дочку похитили и сына чуть не убили, — затараторил Алик, объясняя следоку происходящее. — А вот сейчас какой-то хрен позвонил и спрашивает о Кошкине.
— Теперь всё предельно ясно. Это брат Кошкина звонит. Бессонов его фамилия, — размахивая над головой листами бумаги, крикнул Корнев.
— Кто? — практически хором задали короткий вопрос присутствующие.
Тренькнул смартфон, оповещая, что пришла ММС. Я открыл фото и увидел на нём. Ксению. Она сидела в кресле. Её лицо было спокойно, глаза прикрыты, руки свободно лежали на подлокотниках. Обстановку вокруг рассмотреть было трудно. Что-то вроде офиса или какого-то служебного помещения. Ниже фото был написан номер телефона. Я посмотрел на всех и спокойно попросил:
— Тихо, мужики. Лядова, работаем.
Ответили сразу:
— Пишешь меня, мент? Ну, пиши, пиши. Узнал свою подружку? Правильно, она у нас. Условие простое. Ты отдаёшь нам Константина Кошкина, мы возвращаем туда, где взяли Ксению Владимировну. На всё про всё у тебя времени до вечера. Если обмен не состоится, это фото можешь оформить в чёрную рамочку.
— Да ты охренел, урод? Твой Кошкин в камере в Следственном комитете. Как я его оттуда достану? Подумай! А если с Ксюшей что-нибудь…
— Не надрывайся, мент. Это твои дела, как ты мне Костяна вернёшь. Я сам тебя наберу. Старайся, и тогда всем будет хорошо, — мрачно перебил меня голос в телефоне.
Голос Бессонова я никогда не слышал и не мог узнать, кто со мной разговаривает. Но наверняка это был он. Вряд ли Бес кому-нибудь бы передоверил такой важный разговор.
— Звонили из Калининградской области, — тихо произнесла Лядова, виновато опустив глаза.
— Откуда? — удивлённо спросил Черных, — из анклава, что ли?
— Из анклава, — невнятно повторила Светлана.
— Шифруется, сука! — выругался Дроздов.
— Может быть, наконец, меня кто-нибудь послушает? — включив чайник, спросил следователь Корнев уставшим голосом.
— Давай, — негромко сказал я, офигевший от всего увиденного и услышанного.