Нескучная жизнь подполковника Чапаева

Честно говоря, Мишане до пенсии оставалось десять месяцев, но он уже всех достал своим выбором подвесного лодочного мотора. Причём выбор каждого он записывал в блокнот, надеясь при подсчёте на мнение большинства.

– Я за «Ямаху», Мишаня, – как на духу, сделал свой выбор я.

– Я тоже Чапаева, и я тоже за «Ямаху», – подпрыгивая, подняла руку Женька.

Мы уже были далеко за поворотом коридора, когда я услышал:

– Не понял, Чапай, а ты раньше за «Меркури» голосовал… у меня записано.

Открыв своим ключом кабинет, мы с Женькой вошли в помещение, которое мы с ребятами любовно больше двух лет называли «гнездом». Сколько людей – по своей или не своей воле, по служебной необходимости или в силу сложившихся обстоятельств – прошлись по этим квадратным метрам несуразной планировки кабинета.

– Жень, а давай я тебе сейчас чаю с печеньками сделаю, и ты посидишь тихонько. А я пока личные вещи поскладываю, – предложил я.

– Давай, – согласилась Женька, – ты побольше собирай, Андрюш, мы всё унесём.

И пока я раскладывал из сейфа и письменного стола по картонным коробкам свои личные вещи, нажитые честным ментовским трудом, Женька, сидя на высоком стуле и весело болтая ногами, спрашивала:

– Па, а это случайно не наша личная вещь?

– Нет, это Алика одёжная щётка. Очень необходимая полицейскому вещь.

– А эта железочка с ручкой? – показывая на чёрную двухпудовую гирю под столом у Дрозда, спросил ребёнок.

– О! Это тоже очень нужная вещь. Но пусть её дядя Ваня сам прёт!

Конечно, я снял со стены портрет «своего родственника» – Василия Ивановича Чапаева, муляж казацкой шашки и деревянную кобуру от «революционного «маузера». А вот как быть с плакатом, с изображённой на нём страшной тёткой с толстым пальцем у нижней губы? «Не болтай!» – предупреждала грозная тётища. С одной стороны, она уже не нужна. Дверь между помещениями уже поставили, и бить тётку по фанерной голове, привлекая внимание, уже не нужно. Да и часть интерьера… Как раз в это время, застав меня в раздумье, в кабинет вошёл мой старинный приятель – Вася Крепченко. Здоровались так, будто сто лет не виделись.

– Что, сучий кот, в родное «гнездо» потянуло? – радостно зарычал Вася, пытаясь сломать мне позвоночник.

– Васька! Ребёнок! – шикнул я на друга, кивая в сторону Женьки.

– Тю… Привет, Джоник! Как дела, красотка? – как ни в чём не бывало заржал приятель.

– Привет, дядька Васька! Ты тоже за личными вещами? – поинтересовалась маленькая Чапаева.

– Так я это… дела принимаю. Только Жукова проводил, смотрю, «паджерик» чапаевский стоит. Попался, думаю! Ну, как дела, Андрюх? На новом месте был уже? Хорошо тебе, ничего передавать не нужно. Черных всё знает, в курсе всего. А я почти неделю в бумагах ковыряюсь, а в голове… А тут ещё Клавдия Ивановна… смотрит на меня, как побитая собака. Я ей, типа, тёть Клав, вы не волнуйтесь, работайте, как при Жукове. А она отвернулась к окну, носом шмыгает и говорит: «Тебе, Вася, молодую помощницу нужно искать». Ну что ты с ней сделаешь?

– Ну, когда-нибудь действительно молодую возьмёшь, а пока Клавуся для тебя – спасательный круг, – согласился я. – Как там Филипп Петрович? Небось, клянёт меня?

– Напрасно ты, Чапай! Петрович – золотой мужик. Сколько раз он нас с тобой прикрывал, помнишь? Он всё понимает. Не ты бы поймал эту гниду Кошкина – другой бы этого блохастого на живодёрню отправил. Ладно, поговорим ещё. Пойду, меня моя старушка Изергиль ждёт, – попрощался со мной новый начальник ОВД Василий Иванович Крепченко.

– Пока, Вась. Примем дела – пересечёмся обязательно, – пожал я руку другу.

Уже в дверях Вася обернулся и, глядя на плакат с краснорожей бабой, сказал:

– Кстати, Жуков своим преемником тебя видел. Не знал? Но раз так получилось… Чапаева! Держи хвост пистолетом!

– Нет у меня ни хвоста, ни пистолета! – весело ответила Женька, помахав дяде Васе ручкой.

Я не знал. Я много чего не знал.

* * *

Подойдя к двери своей квартиры, мы с Женькой принюхались. Из нашей квартиры чем-то приятно пахло, раздражая вкусовые рецепторы и слюнные железы. Чем-то печёно-жареным, я бы сказал, попахивало.

– Картошечка жареная, – облизнулась Женька, – а может, даже котлетки…

– Пригорела… – предположил я, втянув в себя воздух из замочной скважины.

– А я люблю поджаристую, – сглотнул слюну ребёнок, начав снимать кроссовки ещё в подъезде.

Просочившись в квартиру, Женька рванула на запах.

– Куда? А руки? – безжалостно крикнул я вслед, разбрасывая по прихожей коробки с личными вещами из бывшего кабинета.

Но через пару секунд из кухни вышла голодная девочка с безвольно опущенными плечами и понурой мордашкой.

– Сам свои руки… – выдавила из себя на вдохе Женька. – Нет там никакой картошечки.

Я подошёл к кухонной двери и неуверенно заглянул внутрь. А там, разложив обеденный стол, наша трудолюбивая хозяйка отпаривала мой мундир. Через плотные клубы пара был виден полуголый, блестящий от пара и пота силуэт труженицы.