Нескучное чтиво

Вместе с письмом в каждый конверт Антонина честно положила свою фотографию, хотя это ей очень не хотелось делать. Самое трудное было сфотографироваться так, чтобы было похоже, но не отпугивало. Ретуширование на компьютере отдельных мелких деталей, например, сглаживание морщинок, омолаживало, но красоты не прибавляло. Просто Антонина на фото начинала быть похожей на себя в молодости. Коррекция формы головы, носа, глаз приводила с одной стороны к улучшению изображения, а с другой к непохожести его на оригинал. После шести проб в фотоателье, для каждой из которых менялось что-то в одежде, причёске, в позе и в направлении взгляда, Антонина со вздохом взяла слегка отретушированные фотографии только по одной пробе, заплатив за все шесть.

 Семь конвертов из разных мест с ответами на письма Антонины пришли в течение месяца. На такую удачу она никак не рассчитывала. Решила, что переписываться одновременно будет только с одним заключённым. По заведённой на работе привычке все письма пронумеровала, быстро прочитала и затем, перечитывая повторно, стала их анализировать.

 Первое письмо анализу не подлежало. Оно пришло от заместителя начальника чего-то непонятного, который коротко информировал, что в их учреждении хороших людей под стражей не держат и поэтому переписываться ей не с кем.

 В пяти других письмах заключённые писали, что сидят напрасно. Для одного плохо провели следствие, другой страдал из-за подставы бывших дружков, третий жаловался на якобы подкупленного судью, четвёртому милиционеры подбросили оружие и упаковку наркотика, а пятый просто случайно проходил мимо места преступления и его ни за что «замели».

 Шестой заключённый сообщил, что ударом кулака убил человека и, поэтому ему нет прощения.

 У пятерых сроки отсидки заканчивались в ближайшие три года. Шестой сообщил, что когда ему передавали письмо от Антонины, то цифру три перепутали с цифрой пять. Таким образом, выйдет он на свободу только через пять лет.

 Все, кроме шестого, нашли хорошие слова по поводу внешности Антонины. Первому понравился добрый взгляд. Второй всегда любил у женщин некрашеные с лёгкой сединой волосы, как у Антонины. Третий информировал, что она похожа на его дорогую усопшую мать. Четвёртому, наверно, очень культурному, её облик навеял даже ассоциации с полотнами Рембранта и Кустодиева. Пятый тоже по этому поводу писал что-то хорошее, но Антонина его письмо повторно не дочитала. Ей захотелось поскорее ещё раз прочитать письмо шестого, хотя по первому чтению она помнила, что ничего хорошего он про её внешность не писал.

 В начале своего письма шестой представился как Сенников Григорий Филиппович, но добавил, что в детстве и в юности из-за соответствующей внешности его иногда звали Орангутангом, но потом и дома и на зоне за ним укрепилась кличка Гришаня. В конце письма Григорий Филиппович сообщил, что если судить по фотографиям, то они с уважаемой Антониной Сергеевной очень похожи и это его заинтересовало.

 Пятеро задавали различные вопросы о московской квартире Антонины: оформлены ли права собственности на квартиру, сколько в ней квадратных метров, каковы условия прописки и так далее. Шестой ничего такого не спрашивал. Он просто написал, что жить в городе не хотел бы, но зато может своими руками, если будут стройматериалы, построить «хорошую хазу где-нибудь на природе».

 Антонина поняла, что, если поступать разумно, то шестой ей совершенно не подходит. Во-первых, он убийца, значит, скорее всего, не хороший человек. Во-вторых, ему сидеть ещё пять лет, а не три года. Когда он выйдет на свободу, она будет уже совсем старухой, то есть старше сорока лет. В-третьих, внешне она ему явно не понравилась и у него нет такта, раз он её через себя самого фактически сравнил с орангутангом. И потом, жить в городе он не собирается, а у неё нет другого жилья, кроме маленькой квартирки на шумной улице. А возвращаться в деревню она не хочет.

 Тщательно всё это обдумав, Антонина несколько раз мысленно назвала себя дурой и написала Григорию Сенникову письмо, в котором просила подробнее рассказать о своей жизни на свободе и на зоне.

ЗАВЕЩАНИЕ ДЖЕНКИНСА

 – Так сколько нам осталось? – раздался голос из зала.

– В самом деле, сколько? – поддержал вопрос Дженкинс. – Я как ответственный член общества хочу успеть составить завещание.

 В зале раздался нервный смешок.

– По нашим расчётам в ближайшие семь дней при условии соблюдения мер строжайшей конспирации есть возможность сохранить всё в тайне, но затем придётся объяснять причину взрывов, происходящих с нарастающей мощностью на границе между Швейцарией и Францией. При этом мы очень плохо осведомлены о начавшемся процессе, который проявил себя как побочный фактор в наших экспериментах связанных с поиском Бозона Хигса. В связи с этим мы допускаем вероятность ускорения этого процесса. В любом случае, если мы в течение ближайших десяти – двенадцати дней не сможем взять контроль над ситуацией, начнутся всеобщие паника и хаос, которые резко уменьшат наши возможности в оказании противодействия надвигающейся катастрофе.