Нескучный травелог: протяни миру улыбку

Для своего удобства американцы наловчились превращать в лаконичные дайджесты не только многотомную литературную классику, но и многовековую мировую культуру. В титульный мегаполис своего восточного побережья страна, где главный абориген – эмигрант, умудрилась втиснуть целый мир в миниатюре. В один Нью-Йорк поместились маленькие Италия, Индия, Китай, Испания, большинство латинских стран и вся Африка. Но мы отправимся в район, который для каждого русскоязычного человека окажется и машиной времени.

Если, находясь в NY, вы вдруг соскучились по родине предков – неважно, выросли вы на ней сами или только слышали о ней от тех самых предков – вам на станцию нью-йоркской подземки под названием «Brighton Beach».

Формально Брайтон, названный так в честь Брайтон-Бич авеню – своей центральной улицы, тянущейся вдоль атлантического пляжа – часть одного и четырех крупнейших нью-йоркских «боро» (районов) – Бруклина. Считается местом компактного проживания русскоязычных эмигрантов, а состоит из пары десятков кварталов, большинство домов в которых расположено под мостом с постоянно грохочущими поездами (на отрезке над Брайтон-Бич авеню проходит не под, а над землей).

Но на деле Брайтон-Бич – это подлинный кусочек России в Нью-Йорке, причем большей частью России советской. Эту часть Большого Яблока (так местные называют NY в честь символа города) еще в прошлом веке облюбовали выходцы с советских «югов» – из Одессы, Кишинева, Тбилиси, Бухары, Алма-Аты и других колоритных южных городов. Сейчас, конечно, под брайтонским мостом живут уже их внуки и даже правнуки, но особый – почти курортный – колорит места никуда не делся. Залихватский и одновременно неторопливо-вальяжный: закроешь глаза – и будто в Ростове-папе образца конца прошлого столетия. В силу своей пронзительной ностальгичности этот кусочек Бруклина многократно воспет во всех видах эмигрантского искусства – от ресторанных бардов и уличных художников до настоящего (некоммерческого) кино и литературной «нетленки».

– А у вас тут правда всегда дожди? – вспомнив о кино, интересуюсь у продавца лавки «Мясоедовская».

За прилавком оказывается сам хозяин: «Ну хто ж на нашем дистрикте (квартал – англ.) не знает Сему Мясоедоева?!»

– За дождь не помню, – на секунду задумавшись, отвечает мне тот Сема, хозяин собственной мясной лавки, – Но колбаса у нас такая, шо Москва ваша имеет бледный вид! Особенно сейчас.

С погодой на Брайтоне и впрямь все «в ажуре»: в Нью-Йорке вообще очень приятный климат, за зимними исключениями в виде пронизывающего ветра с океана. А вот с «натурализацией» новичкам с каждым годом все сложнее: нет уж былой задушевности и распростертых объятий вчерашних земляков. На уровне внуков первых эмигрантов сегодняшние брайтонцы (по мнению их самих) – это, скорее, «нью американцы, все еще говорящие на рунглише».

«Рунглишем» лингвисты окрестили перченую языковую смесь, на которой беседует Брайтон-Бич. Сами аборигены Брайтона описывают свой рунглиш как «рашн-америкэн сленг с одесским выговором, еврейским акцентом и вставками на идиш».

В качестве привета Одессе-маме из-за океана брайтонцы очень любят уменьшительные суффиксы. Под брайтонским мостом живут сплошные Сонечки, Монечки, Сенечки, Юлики и Шмулики. Здесь издаются местные газеты – на своем и для своих. В брайтонском печатном слове используется тот же уменьшительно-ласкательный рунглиш, вроде: «Люся и Марик поздравляют Жорика и Беаточку с золотой свадьбой».

Но даже с рунглишем в стране эмигрантов обращаются вольно. Вот, к примеру, вывеска: и не аптека, и не оптика, а «Оптека». И это вовсе не ошибка, сделанная по неграмотности или от того, что родной язык напрочь забыт. Это, напротив, коммерческая находка, соединившая врожденный талант к торговле с американским прагматизмом. Слово «оптека» красноречиво скажет каждому брайтонцу, что в этом шопе можно и лекарство купить, и очки заказать.

– А шо в языке такого слова нет, таки кто это сказал?! – поясняет свою позицию хозяин «Оптеки». – Значит, будет!»

Кстати, Брайтон – единственное в NY место, где можно найти российские пилюли и снадобья, в том числе и подзабытые на собственной родине вроде марганцовки и боярышника на спирту.

Чужие тут не ходят

Так говорили о Брайтоне лет 40 назад, когда здесь осела новая партия мрачных и неулыбчивых «совковых» товарищей, натурализовавшихся, как вспоминают старые брайтонцы, «медленно и невежливо». В 70-80-е годы прошлого столетия американцы на юг Бруклина и носа не казали – боялись местных жиганов, карманников и прочих «остапов бендеров» с Брайтон-бич-авеню. Сегодня же на Брайтоне много «пришлых» – как туристов, так и нью-йоркцев, «подсевших» на русские пельмени. Но на каждого, кто говорит не на рунглише, аборигены все равно смотрят так, будто спрашивают: «Заблудился, милок?»