Неслабое звено

Заключались пресловутые моменты в том, что говорили сукалевские собутыльники как будто о двух разных людях. Словно где-то год-полтора назад резко изменился характер Ильюши. В худшую сторону.

– То есть, вообще-то, с уважением отзываются, иные – так с пиететом даже. Вплоть до того, что стихи сукалевские наизусть читают, чуть навзрыд при этом не рыдая!

– Даже так? – откликнулся Лев с некоторым недоверием. – Что, есть над чем рыдать?

– Изволь образчик, я на память не жалуюсь, – хмыкнул Станислав. – Ну, например:

За поллитру политуры
Я отдам в единый миг
Те сокровища культуры
Что освоил и постиг.
А за литру политуры
Хоть сейчас готов отдать
Те сокровища культуры,
Что способен сам создать!

Как тебе, а?

– Впечатляет, – несколько ошарашенно протянул Гуров. – И… что, все в том же духе?

– Во-во. Но главное – все твердят, что мужик был добрый, веселый и нежадный. Если денежка в кармане заводилась, поил всю округу без различия пола и возраста. Хотя едким становился временами до неприличия, за что даже пару раз бывал бит. Эпиграммку на кого-то сочинил. Замечу, что в их кругу жадность считается самым страшным пороком. Скажем, не поделиться с похмельной особой, пусть даже незнакомой, последней десяткой – предел человеческого падения. При том непременном условии, что червонец этот пойдет на выпивку, а не, допустим, на пирожок.

– А с некоторых пор, значит…

– … стал брезговать бывшими приятелями, отзываться о них презрительно, – подхватил фразу Крячко, – зажимать гроши, которые вдруг откуда-то появились. Высокомерен стал, но, заметь, веселость и открытость, доверчивое отношение к миру – как корова языком. Тогда же. Я тебе уже сказал: там отнюдь не дураки. Один из приятелей Сукалева, некий Антон Александров, в просторечии Тошка-художник, целую теорию развил. Правда, язык у него заплетался. Об Александрове, кстати, речь еще впереди, тут та самая конкретика появляется! – Станислав хитро взглянул на Гурова.

– Что за теория? – поинтересовался Лев, а сам подумал, что Стас – как дите малое: уж как ему приятно на гуровских нервах слегка поиграть, заинтриговать его посильнее. Видать, впрямь что-то интересное на сладенькое приберегает. Ладушки, мы тоже подыграем, отчего не сделать подчиненному приятное?

Теория новизной не отличалась: великое отчаяние способно иной раз рождать не меньшую энергию, нежели великая мечта. И то, и другое – очень по-русски. Либо: все впереди, еще немного, еще чуть-чуть и… откроются сияющие дали. Либо: всему конец, так уж напоследок… чтоб чертям тошно стало! Заметим – оба эти состояния души прекрасно характеризуются излюбленным народным: «Коль пошла такая пьянка – режь последний огурец!» Так вот, по словам Тоши, в Сукалеве последнего года эта мрачная энергия очень хорошо ощущалась. Словно сломалось что-то в человеке, если только не сам сознательно сломал, вырвал что-то из души, а вырвав, решил: все едино – пропадать! Так вы меня запомните, друзья! Любопытно, что пить-то с этого времени стал Сукалев куда меньше, хотя все его приятели в один голос утверждали – лучше б пил по-прежнему, а то недолго таракашек в черепушке поиметь. Ох, бывали прецеденты!

Но все познается в сравнении, пил, конечно. Как обычному обывателю не снилось. По пьяной же лавочке не единожды проговаривался, что вот-вот резко разбогатеет. Вплоть до виллы на Канарах. На коей вилле будет круглосуточно лопать кокосовые орехи – невдомек ему, бедняге, было, что не едят их, а пьют сок недозрелого плода, кокосовое молоко – трахать мулаток и творить бессмертные стихи. А также прозу. Причем на повальное реготание собутыльников реагировал болезненно, вплоть до попыток мордобоя.

– Та-ак, – задумчиво протянул Гуров, – разбогатеть, значит, резко… Гм-м… Хронологически-то все эти изменения характера идеально с началом нескладушек вокруг церкви совпадают. Помнишь, я рассказывал тебе, когда иконы красть начали?

– Вот именно. Я вот тоже на это внимание обратил. Теперь слушай про Александрова.

Антон Александров, несмотря на свою шуточную кличку, художником не был. Мало того, у Антона хватало ума эту истину спокойно осознавать, с известно каким рылом в калашный ряд не лезть, не комплексовать по этому поводу и в непризнанных Ван Гогах себя не числить. Особенно перед ублюдками из молодых, коих развелось, как мух над падалью.