Несладкий сон

Когда я был обычным человеком, когда работал, как все мои знакомые в бюро, и являлся простым бюргером, если бы меня спросили, ненавижу ли я кого-нибудь, ответ был бы твёрдым: «Нет». У меня, как и у любого человека, были недруги, люди, к которым я испытывал антипатию, те, кто сильно раздражал, а иногда и просто бесил. Но такого сильного чувства, как ненависть, я не испытывал никогда.

Даже мой развод с Мерпати, ставшей впоследствии Вальдтрауд, не заставил открыть в себе это чувство. Тогда я испытывал пустоту, горечь, осознание предательства, мерзкое ощущение, что меня использовали и выбросили. После развода я поступил так, как по моему мнению должен поступать мужчина. И если бы шаг от любви к ненависти оказался чуть короче, тогда, возможно, всё было бы по-другому.

Ну а теперь, после сорока лет рабства, после страшнейшей формы изнасилования, которой подвергся мой мозг, появилась прекрасная кандидатура для самой чёрной ненависти.

Он причинил страдания не только мне, но и моей маме, из-за него она потеряла сына вскоре после потери мужа. Он лишил меня всех качеств, присущих мужчине: мужества, самоуважения, гордости и достоинства. Он унижал и пренебрегал, оскорблял и подавлял.

Несмотря на преклонный возраст, я не испытывал никаких старческих недугов. У меня не болели суставы, не донимал ревматизм, не сводило желудок и не подводил рассудок. Благодаря ему, мне предстояла долгая жизнь: полагаю, я был самым здоровым и полным сил восьмидесятилетним земным стариком. До недавних пор в этой жизни не было никакого смысла.

Но теперь этот смысл появился. Ирулин. Она стала центром моего мира, источником моей настоящей жизни, целью моих устремлений и смыслом моего существования. Другом, собеседником, наставником, возлюбленной и госпожой. Богиней, чьим паладином я являюсь, чей Символ буду нести возле сердца до конца моей жизни, ради которой буду жить и за которую умру. Испытавшей бездну страданий, и страдающей намного, намного больше, чем я.

Галадийр Эгор Рундриг ауф Каапо! Не буду обещать, что тебе отплачу, но я сделаю всё возможное и невозможное. А пока мне некогда. Меня ждёт моя богиня.

С тех пор, как я стал паладином — до сих пор при этой мысли испытываю чувство нереальности, словно участвую в каком-то спектакле — прошли считанные ночи. Мы болтали, делились историями, рассказывали о себе, узнавали друг друга. Несмотря на то, что я был её подчинённым, её последователем, она вела себя как обычная красивая соседская девчонка, общающаяся с интересным ей человеком. И только иногда, в считанные разы, которые навечно отпечатались в моей памяти, на неё накатывало состояние, которое я назвал бы «божественностью». Голос становился глубоким и гулким, пробирающим до самых глубин души. Взгляд уходил вдаль, словно видел недоступное обычному человеку. Глаза разгорались ярким оранжевым светом, а туманные крылья расправлялись, вздымаясь в пустые небеса.

Но теперь её образ, занимающий всё поле зрения, та самая странная оптическая иллюзия, не подавлял и не пугал. Для меня, паладина, он служил источником душевного покоя, какого-то детского светлого и наивного восторга, яркого и тёплого, как первый солнечный луч, скользящий по коже ранним летним утром.

Я знал, что послужило причиной этих изменений. И был горд и счастлив, что этой причиной стал я.

Мои родители были крепко верующими людьми и постоянно посещали церковь. Мне, маленькому Ули, приходилось ходить туда вместе с ними. Мне нравилось рассматривать витражи, статуэтки и фрески, но сами службы меня не особо трогали. Ну а когда я подрос, когда наконец-то прочитал Библию самостоятельно, то не смог её принять. Слишком много натяжек и противоречий для человека из просвещённого ХХ века, слишком мелочной и жестокой мне показалась древнеиудейская версия всемогущего и всезнающего божества. Тогда он казался не более настоящим, чем древнеримские или древнегреческие. Таким образом, я стал атеистом.

Теперь же, обладая новыми знаниями, новым представлением о мироустройстве, я понимаю, что возможно, был сильно неправ. Что авраамический бог действительно мог существовать. И что он действительно мог быть мелочным и жестоким, и одновременно — всепрощающим и великодушным. Первобытная кровавая дикость Ветхого Завета, ничуть не противоречила гуманизму и доброте Нового. Тора, Библия и Коран, описывая одного и того же бога, наделяли существованием многие грани, многие аспекты. Ведь как бог влияет на своих последователей, так и последователи влияют на бога.