Несломленная

Невероятно, но я подаю, и плечо не болит. Это потрясающее ощущение после долгих месяцев, проведенных в боли. Тем не менее я понимаю, что меня ждет очень сложное начало сезона: как бы я ни была окрылена тем, что боль ушла, я четыре месяца почти не притрагивалась к ракетке. Через несколько дней мне играть в Окленде.

Неудивительно, что я проигрываю в первом круге, но, учитывая обстоятельства, матч вполне приличный. Я прохожу один круг в Сиднее и на Australian Open, и это большое достижение после такого длинного перерыва. Очевидно, что для выступления на этом уровне мне еще не хватает игровой практики, и во втором круге я уступаю.

Через несколько месяцев, однако, все снова летит в трубу. Во время очередной тренировки в Индиан-Уэллсе я чувствую щелчок в правом запястье, и из-за внезапной острой боли я не могу продолжать.

Через 15 минут боль уже такая сильная, что я не могу ни повернуть запястье, ни что-либо взять в руку. Я бегу к физиотерапевту – он не уверен, в чем дело, но полагает, что что-то с сухожилием. Я пытаюсь сыграть первый круг в Индиан-Уэллсе, но с трудом держу ракетку и снимаюсь после одного гейма.

Мы с Тином сразу едем в Майами на следующий турнир. По счастью, в городе есть известный специалист по лечению рук, локтей и плеч. Я записываюсь к нему на прием. Осмотрев меня, он предлагает инъекцию кортизона в сухожилие запястья.

В отличие от плеча, на этот раз кортизон не действует. Через несколько дней после укола запястье не только продолжает болеть, но теперь еще и скрипит, когда я вращаю его, так что боль поднимается у меня по руке. Эта травма не позволяет мне выиграть матч в Майами. В Чарлстоне я снимаюсь еще по ходу первого сета.

О теннисе на время приходится забыть, и мы едем в Загреб, где я консультируюсь с еще одним специалистом. К моему разочарованию, у него тоже нет ответа. Равно как и у всех остальных в Хорватии. Все рекомендуют только покой.

Шесть месяцев я вообще не играю, но запястью все хуже. Я решаю позвонить доктору Алехандро Бадии, известному специалисту из Майами, и послушать, что скажет он. Выслушав меня, он говорит, что, скорее всего, потребуется операция и чтобы я как можно быстрее прилетала в Майами. В течение суток я вылетаю в Штаты.

Доктор Бадиа говорит, что в сухожилии образовалось уплотнение, которое нужно убрать, а потом провести реконструкцию. Это серьезная операция, к которой нужно подойти соответствующе. Еще у меня три кисты между двумя костями, которые тоже нужно удалить.

Мы назначаем операцию, и она проходит успешно. Меня выписывают с большой шиной на запястье и планом длинной реабилитации.

Я восстанавливаюсь полгода – это долгий и медленный процесс. Запястье утратило подвижность и силу – я буквально заново учусь пользоваться рукой. Психологически это очень тяжело.

Я не играла в теннис почти год – это мой самый длинный перерыв с тех пор, как мне было шесть. Неосвоенная территория.

Через шесть месяцев после операции с запястьем все хорошо, но я по-прежнему не без труда вращаю им, и оно все еще слабое. Для ударов с задней, линии оно еще недостаточно окрепло. К тому времени я уже так давно не играла, что для полноценного возвращения мне потребуется год-полтора тяжелых и постоянных тренировок.

Во время летнего европейского сезона я еду во Франкфурт и тренируюсь в местной академии. Запястье все еще не восстановилось до конца, и я ловлю себя на мысли, что это может быть конец. Возможно, моя карьера закончена. Очень жестоко, что у меня вот так отбирают надежду воспользоваться этой вновь обретенной верой в себя. Свой последний матч я сыграла в 28 лет – для завершения карьеры это слишком рано.

* * *

Во время реабилитации я решаю навестить могилу дедушки в Хорватии. Я звоню маминым сестрам и узнаю, что он похоронен в Чепине. Мы с Тином три часа едем туда на машине из Загреба.

На могиле я кладу цветы, зажигаю свечку и ставлю керамического ангела. По щекам у меня текут слезы – я ужасно по нему скучаю. Я уже не помню его лица – мне было всего восемь, когда я видела его последний раз, а фотографии у меня не осталось. Но с дедушкой у меня связаны чудесные воспоминания. Я помню, как он был добр и заботлив. И он влиял на моего отца так, как никто: папа никогда не поднимал на меня руку в его присутствии – он единственный член семьи, которому никогда не доводилось этого видеть. Я очень любила бывать у дедушки по выходным – это была моя тихая гавань. Я любила сидеть на диване у него на коленях. Мне так грустно, что нам с ним так и не довелось попрощаться, когда надвигалась война.

* * *

На розыгрыш wild card в Австралию я приезжаю совершенно не наигранной. Уступаю 2:6, 4:6.

После матча я говорю Тодду Вудбриджу:

– Если бы мне сейчас дали wild card в основу, я бы не взяла. Даже в квалификацию не взяла бы. Это было бы неправильно. Я в совершенно разобранном состоянии.

Тодд уже некоторое время мне помогает. Он очень много знает об игре и на корте выкладывается без компромиссов. Он обалденный человек, направляет меня, дает советы и продолжит делать это в предстоящие месяцы, которые станут тяжелыми.