Несломленная

Просто скользя взглядом по трибунам, я все равно вижу только своего нетрезвого отца. По мере того как матч начинает от меня ускользать, я уже знаю, что он уже не только пьян, но и зол. Когда я краем глаза вижу его мрачнеющее выражение лица, это отвлекает меня от игры еще больше.

Я проигрываю 4:6, 2:6.

Прессе я говорю, что перед Линдсей я оробела.

«Но в то же время, – говорю я, – это не оправдание отсутствию моей игры. В любом случае нужно выходить на корт и показывать свой теннис. Я бы сказала, что сегодня перенервничала и слишком много думала о том, какой это важный матч и какая у меня сильная соперница. Такие мысли лишают тебя возможности играть как следует».

Правда же в том, что возможности сыграть как следует меня лишила вся моя жизнь за пределами корта.

А дальше следует Вопрос. Журналист мягко спрашивает, как я сумела дойти до полуфинала при всем, что сопутствовало последним двум неделям. «Вы ощущаете себя сильнее оттого, что добились такого результата в таких экстраординарных обстоятельствах? На прошлой неделе ваш отец устроил скандал; перед турниром вы расстались с Тони Рочем. Этот турнир прошел для вас далеко не гладко. Вы гордитесь тем, что преодолели столько трудностей?»

Как опытный политик, в своем ответе я опускаю все упоминания отца и Тони. Пресс-конференции научили меня мастерски отвечать на вопросы без эмоций, а то и вовсе уходить от ответа: «Как я уже сказала, в целом полуфинал – очень даже приличный результат. Он зарядил меня уверенностью, которую я надеюсь использовать на следующих турнирах. Я бы сказала, что за последние месяцы мой уровень подрос. Надеюсь, что на ближайших турнирах мне удастся это показать. Но в любом случае результатом, который я показала здесь, я могу быть в принципе довольна».

Линдсей приходит на пресс-конференцию после меня и не стесняется в выражениях насчет поведения моего отца.

– Это просто позор, – заявляет она. – Не важно, о теннисе речь или о каком-либо другом занятии, родитель, который своим поведением омрачает все успехи своего ребенка, – это ужасно. Я знаю, что Мари Пьерс понадобилось очень много времени, чтобы отделаться от тени своего отца. Елена очень молода и очень хорошо играет, и очень жаль, что она становится жертвой дурной славы своего отца, хотя заслуживает гораздо большего.

Как же она права.

После матча я не могу найти папу. Когда я наконец до него дозваниваюсь, он говорит мне, что я опозорила всю семью. Что я позорница.

Я в 17 лет дошла до полуфинала Уимблдона, но родной отец считает меня последним человеком на свете, пятном позора на добром имени Докичей. В тот день он не позволяет мне вернуться домой. Так я, мои ракетки и медаль, которой меня наградили за полуфинал, – мы все выброшены на улицу.

* * *

Все ведущие игроки ездят на сборы в Сэддлбрук – впечатляющий теннисный курорт во Флориде, в набор услуг которого входит жаркая погода и относительная анонимность. К тому же добраться до Флориды проще, чем лететь домой в Сидней. Да и я чувствую, что папа после своих уимблдонских выступлений не хочет возвращаться в Сидней: он понимает, что там журналисты от нас не отстанут. Так что я как следует тренируюсь в Сэддлбруке, готовясь к турниру Maurier Open в Монреале.

С деньгами у нас полный порядок, но это меня и смущает: разве не в этом был весь смысл моей теннисной карьеры – выбраться из нищеты? Так почему папа продолжает пьянствовать, почему он не удовлетворен всеми этими деньгами, которые я зарабатываю? Я же не забираю себе ни цента. Да меня деньги и не интересуют – я мечтаю только о нормальной дружной семье. Вот за это я отдала бы что угодно.

Тем временем отец снова затевает публичную ссору – на этот раз с Олимпийским комитетом Австралии (AOC). Я их посол и помогаю продвигать предстоящую Олимпиаду – меня даже удостоили чести поучаствовать в эстафете олимпийского огня. Но отец заставляет меня идти с ними на конфликт. Он хочет показать AOC свою жесткость – ему нравится говорить с людьми на языке угроз и демонстрировать, что у него все под контролем. Но при этом он не хочет разговаривать с ними напрямую, поэтому он подряжает меня дать эксклюзивное интервью сиднейской газете Daily Telegraph. Моя задача – заявить, что я не буду подписывать согласие, обязательное для всех спортсменов AOC, – по сути, контракт, по которому ты становишься членом олимпийской сборной Австралии. Он выдвигает AOC список требований, и только после их выполнения я дам согласие выступить в августе на Олимпиаде.

Первое – я не буду жить в олимпийской деревне. Место, где люди веселятся, общаются и хорошо проводят время, – это последнее место, куда отец меня отпустит. Мы живем в десяти минутах от деревни, так что он хочет, чтобы я жила дома. В принципе, AOC не возражает, хотя могут быть трудности со службами безопасности и развозки спортсменов.